Вольф кивнул, раздумывая, к чему Генрих завел этот разговор. Отец никогда не бросал слов на ветер.

Машина ехала по Соколинскому шоссе. Вольф тоже находился в ней – отец должен был завезти его домой и вернуться в особняк Рахматулина – ему предстояли три дня дежурства.

Ильяс и Вольф на заднем сиденье рассуждали про восточные виды единоборств. Отец, который всегда принимал участие в таких разговорах, почему-то молчал.

Приглядевшись к нему, Вольф обратил внимание, что тот часто смотрит в зеркало заднего вида. Чаще, чем это требовалось. На лбу отца залегла тяжелая складка.

Вольф толкнул в бок Ильяса, который, почувствовав неладное, резко замолчал.

– Что-то не так?

– За нами «хвост», - хмуро ответил Генрих, вытаскивая мобильник. – Наглые. Не таятся. Это плохо.

Они мчались по огромной пустой эстакаде и Вольф сразу заметил эту машину – серый от грязи внедорожник. Она не обгоняла, но и не отставала. Словно сидящий за рулем играл с ними в какую-то игру. Разглядеть, кто за рулем, невозможно – стекла внедорожника были затонированы.

Генрих не успел нажать кнопку вызова Камиля Рахматулина, которому нужно было доложить об этой ситуации. «БМВ» тряхнуло от резкого удара. Словно прущий напролом бык, внедорожник бортанул их еще и еще раз, спихивая с эстакады.

Генрих мастерски водил машину, но уйти от проклятого внедорожника, который побеждал одними только габаритами, было невозможно.

Все произошло в сотую долю секунды.

Еще несколько мощных ударов, и «БМВ», проломив перила ограждения, полетел с эстакады вниз.

Вольфа накрыла тьма.  

Он не знал, сколько времени провел без сознания, но, кажется, не так много.

Взгляд фокусируется не сразу, а тело ломит, точно по нему проехал каток.

Пахнет бензином и паленым железом. Он все еще здесь – в аду покореженной машины.

Рядом Ильяс. Левая рука в неестественном изломе, и струйка крови стекает по виску. Без сознания, но жив.

Мучительно напрягая память, Вольф концентрируется на самом важном.

Отец.

Водительское сиденье пусто.

Битое стекло. Осколки повсюду. Он с трудом приподнимается и видит перед машиной отца.

Но рядом – мужчина в маске и камуфляже. Он вылез из заляпанного грязью внедорожника. И он – враг.

У отца разбита голова. Одежда порвана. После такой ужасной аварии он с трудом держится на ногах.

– Не трогай, паскуда.... - говорит разбитыми губами. – Не трожь пацана!

– Верный пес Камиля до последней капли крови защищает рахматулинского змееныша… - цедит один мужчина в маске. – Жаль, что ты не сдох. Но это легко исправить.      

Генрих бросается в атаку, но силы неравны. Враг не без труда отражает нападение и швыряет отца на колени.

Ослабевшими руками Вольф дергает ручку двери, но та не поддается.

В следующее мгновение мужчина в маске и камуфляже опускает руку с пистолетом и делает несколько коротких выстрелов.

Два в грудь и один в голову.

И отец как подкошенный падает в сухую пожелтелую траву.

– Отец! Отец! Папа…

Рисковать жизнью ради чего-то или кого-то – это одно. Но совершенно другое – поступать необдуманно и напрасно лишиться жизни, бессмысленно, нелепо.

Вольф с трудом выныривает из машины и кидается на мужчину в камуфляже.  

Растерзать. Загрызть. Стереть в порошок.

Может быть, это вернет ему отца…

– Безмозглый щенок, - хохочет убийца. – Ну давай, раз такой смелый. Отомсти за папочку!

Кажется, он ловит от происходящего кайф. Подначивает, крошит лопающееся от боли сердце мерзкими фразами. Без труда повалив Вольфа рядом с отцом, он минут десять с удовольствием месит его кованными ботинками.    

Забьет его насмерть. Затем очередь Ильяса, ради смерти которого это и затевалось. Нужно спасти друга. Задержать эту сволочь, насколько это возможно. Такая авария не могла остаться незамеченной – по-любому кто-то уже вызвал полицию, скорую…