Сергей Ильич любил «советоваться» с рабочим классом, молодым инженерам и конструкторам это очень нравилось в нём. А рабочие всё больше посмеивались.
– Борис, сделал?
– Да чего-то затёрло меня, Сергей Ильич.
Начальник выбрался из-за стола. Был он высок, широкоплеч, подтянут, про него говорили, что штангист, рекордов не ставил только по болезни глаз. Комсомолки были от него без ума, хоть он и в очках, и вообще начальство!..
– Ну, показывай, где затёрло!..
В мгновение ока Сергей Ильич перечеркнул расчёты Бориса, внизу страницы нацарапал свои, обвёл в кружок формулу, укорил беззлобно:
– То-то, брат!
И повернулся к вошедшему газорезчику Макарову:
– Подгребай к нам, Алексей. Бери стул, садись вот рядом с этим типом!
Сергей Ильич дал Борису лёгонький подзатыльник, это уже было обидно!
Начальник закурил новую папиросу, помахал пятернёй, разгоняя дым, и заговорил другим, деловым, жёстким тоном:
– Вот что мне от вас нужно, любезные други. Кто-нибудь пробовал обрабатывать нержавейку? Вот механически обрабатывать?
– Хлопот не оберёшься, – подумав, сказал Макаров и тоже закурил.
– Вот именно. А от нас сейчас потребуется… – начальник КБ поискал слово, – скорость.
– Это уж точно, – усмехнувшись, согласился Макаров. – Гнать будем во все лопатки. Такое дело!.. Все начальники погонять станут, только держись!
– Я вот тут набросал схему. – Сергей Ильич протиснулся мимо Макарова и взял со своего стола «синьку». – Поглядите.
– Это чего ж такое? – с любопытством, как ребёнок, которому показали яркую картинку, спросил Макаров.
– Резак, – Сергей Ильич повернул «синьку» другой стороной. – Не заводской, обычный, а немного другой. Видите?
– Реза-ак? – протянул Макаров с недоверием. Борис так ничего и не понимал.
– Газофлюсовый резак, – кивнул Сергей Ильич. – Для нержавейки. Значит, Боря, ты схему доводишь до ума. Вот Алексей тебе в помощь, он этих резаков в своей жизни несчитано перевидал! Чтоб к концу недели чертёж готового инструмента был у меня на столе. Это ясно?
Макаров молчал, курил – он начальнику КБ не подчинялся. Боря Смирнов промычал невнятное.
– Вот и хорошо, – похвалил Сергей Ильич. – Давайте, давайте, за работу! Теперь вот что.
Он обвёл взглядом своих работников.
– Всем известно, что днище, борта, внутренние палубы, платформы и оконечности верхней палубы будут набираться по поперечной системе набора. А верхняя в средней части – по продольной. Вес каждой секции семьдесят пять тонн, таких секций двести. Нужно рассчитать три опытные секции, чтоб на них понять, как работать по сборке.
– Какие именно секции? – подал голос кто-то из конструкторов.
– Самые сложные, разумеется! Одну днищевую и две носовые бортовые. В синьках все три секции должны быть ну… дня через четыре.
– Что вы, Сергей Ильич!..
– Не «что мы», а вперёд, за дело! Это разве трудности? Это ещё только начало.
Октябрь 1956 года, Москва
Много лет Агаша жила в семье – Надиньке годик исполнился, как её, Агашу, из деревни в город привезли, с девочкой нянчится. Тогда, в тридцать седьмом, в деревне вовсе худо было, каждый день впроголодь, что летом, что осенью. Однажды на Святки отец с матерью уложили детей, сели рядом на лавку, сложили руки на коленях. Агаша не спала, всё видела.
«Ну что, мать, – сказал отец, не поворачиваясь, – до весны нам не сдюжить, чую».
«Стало быть, помрём, – помолчав, равнодушно ответила мать. – Знать, судьба наша такая. Мож, оно и лучше, чем так мыкаться, мучения принимать».
Братья и сёстры возились, от голодовки спали плохо, тревожно. За печкой шуршали тараканы. Отец с матерью сидели на лавке, глядели прямо перед собой. Метель тёрлась о стены избушки.