Серёжа был человеком решительным и не привык церемониться с ленивыми заспанными третьеклассниками. Подошёл, рывком сдёрнул одеяло – где уж было удержать! – и пристально всмотрелся в открывшуюся картину.

– Ни фига себе! – выдержав драматическую паузу, изрёк он, – да тут целое море! – И что-то, видно, перемкнуло в его студенческих мозгах, провернулись там какие-то колёсики и шестерёнки, потому что добавил: – Море Лаптевых! Вернее, Лаптева.

– Море Лаптева! – восторженно взвизгнул Сырников. Остальные подхватили. И понеслось… Солнце тогда показалось Сане чёрным.

И оно ещё долго было чёрным. Ладно лагерь – до конца смены оставалась всего неделя. Но осенью-то, в городе, весь третий «а» с помощью Коляна совершил географическое открытие – обнаружил в своём родном коллективе Море Лаптева. Восторгу было немерено, а уж как пыжился Колян… Раньше он был никто, серенький троечник, а теперь – первооткрыватель!

Конечно, дома Саня ничего говорить не стал. Не хватало ещё, чтобы мама отправилась устраивать разборки с учительницей Верой Петровной! Дома даже и пореветь было невозможно – на фоне того рёва, что ежедневно устраивал мелкий Мишка, не хватало ещё самому пускать сырость. Поэтому реветь он уходил в укромные места, благо их в окрестностях хватало.

Укромный рёв продолжался почти до Нового года, а потом Саня понял, что дальше так жить нельзя. Что-то надо делать, иначе из человека превратишься в мешок со слезами. Тогда он подошёл к папе и сказал:

– Слушай, мне надо научиться драться. Ну очень надо, понимаешь? Ты можешь меня ни о чём не спрашивать, а просто научить?

– Легко, – согласился папа. – То есть это мне будет легко, а тебе – трудно. Ты твёрдо решил?

Куда уж твёрже! Пришлось пойти на всё – и на зарядку рано утром, и на бег вокруг дома, и даже на мучительный холодный душ после… по сравнению с душем упражнения на растяжку казались цветочками.

В апреле с ним уже не рисковали связываться в открытую – научился и держать удар, и бить самому. В мае прекратились и возгласы «Море Лаптева» – потому что за каждый такой крик лупил он конкретно Коляна, который, как прекрасно понимал Саня, дирижировал оркестром третьего «а».

– Был такой прекрасный тихий мальчик! – сокрушалась Вера Петровна, – а сделался драчун и хулиган!

– Человек должен уметь за себя постоять, – возражал ей вызванный в школу папа, – и раз уж вы, классный руководитель, допустили в детском коллективе неуставные отношения, то не удивляйтесь, что дети защищаются как могут.

А на тройку по поведению было наплевать – всё равно они летом переехали в Краснодар, где папа сразу записал Саню в секцию дзюдо. Море Лаптева высохло, почти три года не вспоминалось.

Теперь вот расплескалось в памяти, рассвирепело, бурные волны со всей дури лупили в каменную стену, пытаясь откусить берег. Стена их кое-как сдерживала.

Он отбросил одеяло, сел на диване. Сквозь тонкую занавеску просвечивала яркая луна, и свет её, растёкшийся по полу, казался инеем на траве. Саня видел такой в прошлом сентябре, когда они с папой ездили в Семиполье к Овсянниковым, помогали собирать яблоки.

Ему ведь куда легче, чем Жабе – внезапно пришла мысль. Он-то всё-таки пацан, его гнобили, он отвечал кулаками, гнобить перестали. А она – девчонка, ей драться как-то глупо было бы. Да и бесполезно. Всё равно же у неё не получится так, чтобы её боялись. Ну врежет она, к примеру, Максу Снегирёву кулаком по спине. И что? Макс только посмеётся. Вот если бы с ноги, да в челюсть…

Представлять, как жирная Жаба задирает пухлую ногу и достаёт до снегирёвской челюсти, было смешно. Но как-то не по-хорошему смешно. Ясно же, что никогда Лягушкина себя не защитит, и все так и будут её гонять, пока… Интересно, на каком она этаже живёт?