Директриса почувствовала облегчение, потому что происшествие, как оказалось, пребывало в рамках допустимого. Подобные случаи в детском доме уже бывали. Воспитанники и воспитанницы устраивали романы между собой, был даже случай, когда воспитанница соблазнила преподавателя черчения. Что же касается влюбленности в актеров, спортсменов и телевизионных полицейских, то подобные случаи происходили довольно часто.

Директрису смущало только, что возлюбленный Вероники уже умер и никто этому не удивляется. Надо будет проверить с психиатром, не зарождается ли в девушке болезнь некрофилия, то есть любовь к мертвецам.

– И где же вы делаете… кохтаус? То есть встречаетесь? – спросила директриса.

– К сожалению, госпожа Аалтонен, я не смогу вам ответить на этот вопрос, – сказала Вероника. – Потому что вы мне наверняка запретите наш кохтаус.

Вероника уже сомневалась в том, что под словом «кохтаус» скрывается всего-навсего «свидание».

– Но ведь это шутка, игра! – воскликнула директриса, зная уже, что совершает ошибку. Если ты имеешь дело с человеком, у которого есть мания – какая угодно: любовная, национальная или идейная, – надо с ним если не соглашаться, то по крайней мере не спорить.

– Для вас, может быть, и шутка, – спокойно ответила девушка. – Но для меня переломный момент в жизни. Может быть, я убегу от вас вместе с Джоном. Он уговаривает меня бросить вашу школу.

– И где же вы будете жить?

– У Джона осталось несколько замков и летних домиков. Может быть, мы с ним побудем на Таити.

– Голубушка, – рассердилась директриса. – Какой еще Таити? Твой Джон умер, разбился, ты же сама сказала!

– Что-то разбилось, а что-то для меня осталось, – загадочно произнесла Вероника, взяла с тумбочки небольшую фотографию своего возлюбленного и поцеловала ее. После этого она протянула ее директрисе со словами: – Поглядите.

Поперек фотографии было написано размашистой рукой:

«Моей возлюбленной Веронике от верного ей Джона Грибкоффа». И дата: «6 сентября». Две недели назад.

– Ясно, – сказала директриса, возвращая фотографию и тяжело вздыхая. Она не думала раньше, что Вероника – такая лгунишка. Самой подписать себе фотографию – как это пошло!

В то же время маленькая ложь тщеславной девушки чем-то успокоила директрису. Если Вероника идет на такие наивные хитрости, значит, опасности для ее жизни и жизни человечества пока нет. Хотя, конечно, девочка требует к себе повышенного внимания – такой возраст… что поделаешь!

– Вероника, – сказала директриса, – я тебя понимаю. Трудно девушке в таком возрасте находиться в четырех стенах, даже если это золотые стены. Но ты знаешь, что с окончанием школы заканчивается и исследование тебя. Мы будем надеяться, что твои родители будут найдены и откроется тайна твоего происхождения. И ты вернешься в свою семью или, если захочешь, продолжишь свое образование на Земле.

– А вот это никому не известно! – резко возразила Вероника, и ее щеки окрасились ярким румянцем. – Откуда мне знать, что я – обыкновенный человек? А вдруг во мне таится чудовище? Или страшный микроб? Или по достижении совершеннолетия я взорвусь, подняв в воздух весь ваш любимый остров?

– О нет! – воскликнула директриса, которая и сама всегда жила в ужасе от такой возможности. – Это так на тебя не похоже, Вероника! Ведь ты всегда была хорошей пейти!

– Была, да кончилась, – сурово ответила Вероника. Она обратила свой воспаленный взор к большому портрету лилового красавца и воскликнула: – О мой Джон, ты один во всем свете не боишься меня, ты один мне доверяешь! О, как я устала жить в роли потенциального чудовища, быть чужой среди людей, к которым я так стремлюсь всем сердцем. Я хочу быть обыкновенной девушкой, я хочу целоваться с простым сельским парнем, но даже здесь судьба смеется надо мной – из всех возможных поклонников мне достался лишь один – труп, разбившийся вдребезги о вершину Килиманджаро!