Говорят, что раньше эта фракция занимала пустующий городской цирк, закрытый пожарными службами. Позже в цирке стал выступать товарищ Троцкий, а фракция анархистов перебралась в поместье одной знатной особы. Они очень быстро освоились там. По военному укрепили мешками с песком подступы, выставив два пулемёта на лестницу, ведущую к зданию. Помещения внутри напоминали залы дворца, где полы были безжалостно истоптаны, колоны истыканы окурками, кругом лежал мертвой грудой различный бытовой мусор. Засаженный почерневший камин. Картины со стен уже сняли, и можно было видеть только пустующие места, где они когда- то висели. Видимо, вместе с бывшими хозяевами, особняк покинули и слуги.

Здесь уже были некоторые его полковые знакомые, конечно не идейные, но убежденные революционеры, и он только с ними поздоровался. Перехватил покурить. Где – то тут, в революционной столице должен был находиться его родной брат Силантий. Спросил о нем, но в тот момент тот так и не обнаружился. Остался, чтобы выслушать некоторых митингующих.

Анархисты В.Волин, Г.Максимов и В.Шатов по очереди выходили на трибуну, которую соорудили из стола тут же на месте. И все кто имел что- то сказать, были услышаны. Про землю ничего конкретного не говорили, но программа была солидная, фамилии звучали громкие, все обещали свободу.

Но свободой Арсений был сыт по горло. Дальше он пошел по знакомой дорожке, благо в полковом удостоверении все было указано.

Это был не Смольный. Здание «ревкома» было вспомогательным, районного значения. Там с ним лично разговаривал товарищ Родионов, который отвечал за много разных позиций в данном месте.

К нему отнеслись серьезно, выдали талоны на питание в местную столовую, определили комнату в небольшом расселенном от прежних хозяев доме.

– Коммуналка, но жить можно.

Как определился сам гость, ему все было позволено, намечался какой-то съезд, и он получается, должен, выступить от имени своих фронтовых товарищей, которые послали его в революционную столицу.

В помощь ему дали товарища Любу Жданович, которая должна была написать для него понятные и простые слова его будущего «спича». Это была невысокая, крутобедрая, скорее белобрысая, чем рыжая девица, которая укладывала свои волосы в картуз, и все время мучила в руках рукоятку маузера. Словно никак не могла с ним справиться. Товарищ Люба носила кожаные штаны галифе, сапоги, и гимнастерку, которая была заправлена широким ремнем. Товарищ Жданович посмотрела на будущего оратора и приветливо улыбнулась, наверное, он ей сразу приглянулся.

С речью у них пока ничего не получилось, вечером товарищ Люба грела воду в двух огромных ведрах, потом вручила фронтовику воняющую скипидаром мочалку, чтобы тот отмылся от многодневной грязи. Печь была на простых дровах, которые она получала от дворника по выданному ей мандату. Горячей воды в тот момент в этом доме почему-то не было.

Когда утром они проснулись в одной постели, оба товарища приняли верное решение – соратнику Арсению нужно срочно обзавестись новой одеждой и личным транспортом.

Он выложил несколько денежных купюр на стол, товарищ Люба вздохнула, и сказала, что деньги тут совсем не нужны. Стала готовить на стол. Кипяток пришлось одолжить у соседки, та поставила свой чайник раньше, но много воды ей не требовалось.

Днем товарищ Жданович сходила в канцелярию, громко с матами там пообщалась, потом вышла собой довольная. В руках у нее был небольшой квадратный квиток, ордер на новое обмундирование. Громкое и выразительное общение – было ключевым моментом в жизни настоящего пролетария, а товарищ Люба часто напирала на свое простое, пролетарское происхождение.