Тогда впервые в жизни Эда скрутил жуткий стыд.

Семья повара уехала. Больше таких выходок младший наследник себе не позволял, но за ним уже закрепилась слава пакостника. Отец с ним долго тогда не разговаривал. Только перед отъездом в Сарагон он напомнил сыну ту историю и рекомендовал, сначала думать, а потом действовать, что бы ни нашептывали тебе, оскорбленное самолюбие и неуемная дурная голова.

А Гаврюшка енот, между прочим, был первый доносчик и ябеда.


* * *


Эд давно их услышал. К посту шли люди. Гвардеец внизу намного позже подхватился встречать командира с остальными воинами. Но много они не разговаривали. Лейтенант приказал готовить обед и проверить оружие; отправил двоих патрулировать дорогу. Тем вся информация и исчерпалась. Досадно. Хоть бы слово лишнее кто обронил.

Эд попытался определить, чем они вооружены. Не хило, однако. Характерный скрип арбалетной пружины ни с чем не спутаешь, и свист, заряжаемого скорострела – тоже. Дайрен приготовился ждать ночи, – авось еще разговорятся; сел поудобнее, если что – подремлет.

Не пришлось. Обед закончился быстро. Лейтенант, дабы воины не расхолаживались, выгнал их на лужок, размяться. Там застучали палки, парни занялись фехтованием. Но как оказалось – не все. Командир и один из воинов остались под скалой. Собака навострил уши.

– О чем говорили во время обхода территории? – спросил лейтенант у невидимого собеседника.

– Каша, носки, ружейная смазка. Марголет какой-то…

– Марголет – проститутка. Что еще?

– О том, когда подойдут регулярные войска.

– Какие слухи?

– Никто ничего толком не знает.

– Отлично.

– Почему? – вяло поинтересовался собеседник.

– У арлекинов кругом свои глаза и уши. Мне сообщили: две группы удалось задержать и уничтожить. С третьей, которая шла через Сквозняк – не ясно. Туда чистюков пустили. А с ними заранее ничего не угадаешь. Если и до них дошли слухи, о приближающихся войсках, сами могли слинять, не выполнив, задания.

– А зачем мы вообще их ловим?

– Кого?

– Арлекинов.

– Слушай, я тебя предупреждал, чтобы ты лишнего не спрашивал?

– Ну.

– Надеюсь, ты язык не распускал?

– Нет.

– Смотри. Погоришь. Если на тебя падет хоть тень подозрения, я от тебя откажусь. И – предупреждаю – первый побегу доносить. У нас теперь только так. Иначе – Клир.

– А раньше?

– Раньше легче было. Правду сказать, раньше тут не служба была, а чистый мед. А бардак! Служи, где хочешь, как хочешь и с кем хочешь. Арлекины каждые пять лет на свои фесты собирались. Ну, подерутся по дороге, ну, гонки устроят, кто первым прибудет к герцогу. Никакого смертоубийства. Потом – месяц праздника. Все гуляли.

В голосе лейтенанта прорезались ностальгические нотки. Но собеседник свернул разговор на свое:

– Ты давно в гвардии?

– Лет тридцать. Тут что главное? Дисциплина. Приказ получил – выполни. Доложил – поощрение или нагоняй пережил – служи дальше. И чтобы никаких вопросов! При старом герцоге порядки, конечно, были другие. Мальчишек сирот собирали и отдельно учили. Гвардейцами становились с детства. Или кто в войске особо отличился.

– А сейчас?

– Сейчас, только по знакомству и личной рекомендации. Да еще подмасли всех. Но я тебе уже битый час толкую, вопросы не задавай. Мне – ладно. У кого, другого спросишь, враз тебя вычислят: кто ты, откуда, и как в гвардию проник. А заступиться некому будет, по тому, что и меня следом потянут.

– А если правду сказать?

– За нее как раз без головы и останешься. Ты думаешь, почему наши парни про оружейную смазку, да про Марголет тарахтят? Им, может, тоже охота об нового герцога языки почесать. Только они уже умные, а ты пока – круглый дурак. Если кто дознается, что ты моей двоюродной сестре не родной сын, а приемный – все загремим.