А удрать хотелось так, что в пятках кололо. Нарвался, так нарвался! Три недели прожил в этом городе тихо, спокойно… нет же, натура, будь она неладна, взяла свое.

Виновата была девчонка, которую Саня вечером встретил у городского колодца. Остановился попить, перебросился парой слов с черпальщиком и уже собрался топать к себе, а тут – она. Проводите, говорит, меня, молодой человек, до дому, сама я сильно опасаюсь ночных страхов. Он тихонько хмыкнул на бабьи глупости, – откуда страхи в тихих как сухое болото Кленяках? – и пошел провожать. Сначала, как положено – к ее дому. Потом она запросилась, погулять. Они ее и пригулял к себе в каморку под городской стеной.

Между прочим, не в каждом поселении такое удобство встретишь. А все по тому, что Кленяки – место торговое. С трех княжеств сюда люди за сахаром ездят. Вот городской совет и придумал: наделать в стене комнатушек и сдавать их приезжим по грошику в день. Вход отдельный. Никто тебя не караулит, когда пришел, когда ушел. Умывальник, стол, да лежанка под пестрым лоскутным одеялом – много ли Сане надо.

До кровати они не дотянули, как вошли, она прыг на него, на пол повалила и давай целовать, будто год мужика не видела. А он, что же, он разве против? Сам, поди, давно сообразил, зачем она такие дальние прогулки затеяла.

Сначала они по полу катались, потом он ее на кровать перетащил. И понеслось. Оторвался! Девка сперва хихикала, потом урчала, потом начала орать в голос. Саня испугался – вдруг ей больно? – отодвинулся. Ага, как же! Она в него вцепилась: давай, говорит, еще. И давал. До самого утра. Утром она, только что не на карачках, уползала…

А когда ушла, спать уже и не хотелось. Саня еще немного повалялся, покусал лепешку, попил воды и пошел на рынок, искать работу.

За три недели к нему там привыкли. Знали, что работает он хорошо, не ворует, не скандалит, кому и за так поможет. Рынок место бойкое, народ туда-сюда бегает. Всяк своими делами занят, не до расспросов ему. За все время у Сани только раз и поинтересовались: кто таков. Он назвался. Ему поверили.

Он, не торопясь, шел с окраины к центру городка. Вольно разбросанные заросшие кленами, богатые усадьбы сменились узкими улочками, на которых дома лепились бок в бок, а где и налезали друг на дружку. Выщербленная кирпичная кладка тут и там пестрела заплатами свежей штукатурки. Где-то кривилась просевшая завалинка, где-то надменно выхорашивался каменный цоколь. Из простенков и глухих тупиков наползал запах помойки. Гнилой забор, одним концом завалившись в крапивный палисадник, другим тонул в канаве. За канавой поднималась новенькая кованая загородка, за которой скучал без крыши недостроенный дом. Паучьими лапками разбегались в стороны кривые переулки.

Саня нырял под веревки, с развешанным поперек улицы бельем, обходил выбоины и трещины в тротуаре, посматривал, похохатывал.

Дочка пекаря выложила на подоконник пышные груди, махнула ему рукой, улыбнулась. Он ей тоже улыбнулся, головой покрутил.

– За хлебом придешь? – крикнула девушка.

– Ага.

И пошел дальше, пиная подвернувшийся под ногу камешек. Свернул к колодцу, проскочил узкий переулок и вышел к рыночной площади

Ограды у рынка не было. Зато, будто на смех, стояли ворота – каменная арка с узким темным проходом. В тени Саня остановился передохнуть и осмотреться. За черной границей света-тени колготилась базарная площадь.

Девчонку он заметил сразу. Еще удивился, думал до завтра не встанет, нет, вертится посреди майдана, высматривает кого-то. Не его ли? Саня пошел к ней, растянув рот, в самой своей веселой улыбке, и уже приготовился поздороваться, а девка возьми и заори. Пальцем в него тычет и кричит: «Вот он!»