Кот упал рядом. Дыхание перехватило как давеча. Опять поплыли круги. Желудок вывернулся наизнанку, волоча за собой остальные внутренности. До жуткой боли. До судорог.

Когда он чуть-чуть отдышался и открыл глаза, с травы, с двух шагов на него таращила остекленевшие глаза человеческая голова. Впору было опять вывернуться. Но кто-то милосердно кинул на мертвую голову тряпку. Потом кота, легко как ребенка, подняли под мышки. Шак, – успел подумать Саня и отключился.

Опять трясло. Сначала были только толчки, потом, объявились подскакивающие звезды. Ветки деревьев над головой мотались и дергались. Телега ехала. Рядом на попоне лежала Цыпа. Кот дотянулся, потрогал – теплая. Наверху загорелись, мигнули и пропали два зеленых огонька – глаза собаки. Не иначе, проверяет, тут ли котяра. На дорогу смотри! Не ровен час, всех в канаву вытряхнешь.

Накликал. Телегу сильно накренило. Цыпа навалилась жестким телом и застонала. Впереди глухо крикнул Апостол.

– Ты очухался? – спросил с облучка Эд.

– Еще не знаю, – честно признался Саня.

– Ща проверим. Вылазь, толкать будешь.

– Где моя гитара? – тихо бурчал кот, выбираясь из повозки. – Где кольцо в ухе? Где атласная рубаха?

– Что ты там бормочешь?

– Спрашиваю, на кой хрен я за вами поперся? Меня люди к себе звали, золотые горы сулили.

– Ну, ты даешь, котяра! Живой, здоровый, матерого чистюка завалил, а третьего дни мог без яиц остаться, – подхватил его треп Эд.

– Какие чистюки? – вмиг посерьезнел кот.

– Такие, – веско отозвался, подошедший Шак.

– Их на востоке не водится, – заупрямился Саня.

– Не кипятись, – остановил его Эд. – Мы у них в телеге пошуровали, и много чего интересного нашли. Не сомневайся – чистюки.

– Где они? – Спросил кот, а сам представил, как по темноте следом за ними трясется повозка с мертвецами.

– Догорают, – лаконично пояснил собака. – А что не догорит, птички склюют. В этом лесу они ко всякому привычные. Ты стоять можешь?

– И даже ходить.

– Тогда навались.

Саня уперся в бортик телеги, Шак поддел днище плечом, собака чмокнул, послушная лошадка наддала, и повозка выправилась, встала в колею. Кот заметил чужую лошадь. Пока возились, она притрусила к ним вплотную, ткнулась сначала в задок телеги, потом Шаку в плечо. Тот ласково потрепал бархатные ноздри. Лошадь фыркнула, обдав их теплым дыханием.

Совершенное на поляне убийство отодвинулось, откатилось за границу видимости, ушло в темноту. Завтра на свету его, наверняка, скрутит, а сейчас он отгородился трепом с собакой, болью в натруженных мышцах, звездным горохом над головой, улыбкой Фасольки, которую не видел, но которую себе ясно представлял. Сане вдруг показалось, что он уже не один год делит с ними дорогу, что рядом не чужие, странные арлекины, а давно знакомые, близкие люди. Не люди, конечно, но какая разница, если тебе с ними хорошо.

– Полезай обратно, – скомандовал Эд.

– Куда мы вообще-то едем?

– Вперед, парень, и только вперед. Тут где-то должен быть столб-указатель, граница Венса и ничейной полосы. В свете последних откровений, стоит поторопиться. Чистюки, как выяснилось, действовали с ведома властей сего негостеприимного княжества.

– Плохо.

– Кто б спорил. Но требовать разъяснений у их архонта, сиречь председателя совета я не побегу. А ты?

Саня промолчал. Да собака и не ждал ответа. Дела складывались так, что ответа на многие вопросы не находили даже умудренные опытом Шак и Эд. Что уже говорить о нем, простом деревенском коте? Кроме крохотного уголка восточных земель он вообще нигде не бывал. О чистюках знал только то, что появились они не так давно, лет может пятнадцать назад. Что пришли с востока и, что были объявлены в большинстве здешних мелких княжеств вне закона. Та компания, которую он как-то разогнал, была по сути единственной на его жизненном пути. Узнать, что эти поганцы разгуливают по Венсу как по родному двору, было неприятно.