«Ну и как ты, дочь купца, могла оказаться такой дурой, чтобы не прочесть дополнительные пункты контракта?..» – спросила она себя и грустно вздохнула.
От невеселых размышлений ее оторвал приход улыбающейся целительницы с чашкой горячего травяного отвара. Ларна тоже несмело улыбнулась – она так и не поняла, почему эти женщины так переживают за нее, ведь она для них никто. Переключившись на эти мысли, девушка с тревогой посмотрела на старую женщину, пытаясь придумать, чем расплачиваться за лечение, ведь у нее ничего нет. Ларна осознавала, что если бы ее не нашли, то сейчас была бы уже мертва. Целительница поставила чашку с отваром на столик рядом с кроватью и присела рядом с девушкой.
– Выпей это, маленькая, – ласково сказала она. – Это придаст тебе сил.
Ларна послушно выпила вкусный, слегка кисловатый напиток и поблагодарила старушку.
Вскоре пришла Дарин вместе с двумя уже знакомыми Ларне стражницами. Женщины насели на нее с вопросами о самочувствии, и она едва не расплакалась. Неужели она вдруг стала кому-то нужна? Неужели кому-то интересно, как она себя чувствует?..
В это время в дверь постучали, и в комнату вошли четверо рабов с большими удобными носилками.
– Сейчас домой поедем, хорошая моя… – положила ей руку на лоб Дарин.
Она ласково погладила Ларну по голове, а у девушки перехватило дыхание – настолько образ этой суровой женщины-офицера слился в ее сознании с образом матери. Она не выдержала, судорожно схватила и поцеловала ласкающую ее руку, а затем тихонько пробормотала:
– Спасибо… мама…
Дарин потрясенно замерла – никто и никогда не называл ее этим словом, и она думала, что никто уже и не назовет. Женщина вдруг осознала, отчего эта девочка вызвала у нее такую всепоглощающую нежность. Осознала, почему так хочется защитить Ларну от всех опасностей мира. Ее истосковавшийся по материнству ум совершил подмену и перенес нерастраченные материнские чувства на эту попавшую в беду глупышку… Теперь она поняла, почему решила удочерить Ларну, и прослезилась. Удочерять офицерам не запрещалось, нельзя было только иметь своих детей. Она улыбнулась девушке сквозь слезы, нежно поцеловала ее в щеку и прошептала:
– Доченька…
Стражницы умиленно переглянулись, радуясь за своего командира. В отряде давно жалели Дарин, уж больно неприкаянной была ее жизнь. Все видели, как она мучается от одиночества и под любым предлогом старается задержаться на службе, чтобы не возвращаться в свой пустой захламленный дом. Остальные стражницы имели по две-три дочери каждая, дома – постоянный кавардак, некогда задумываться. Все они уважали своего командира и были бы рады, если бы Дарин обрела семью. Да и девочка просто прелесть – ее огромные глаза притягивали, завораживали.
Рада отозвала подругу в сторонку и на ухо сказала ей:
– Ривин, у командира дома сейчас и есть нечего, она же все деньги за лечение девочки выложила… Я видела, как она в канцелярию заходила, явно аванс просить. Дали, не дали – не знаю. Знаю, что помочь нужно.
– О чем тут даже говорить! – возмутилась Ривин. – Я всем нашим скажу. Ее девочке для выздоровления хорошо кушать нужно.
Стражницы заговорщицки перемигнулись.
Дарин смахнула непрошеные слезы, подняла девушку на руки, поцеловала в нос и осторожно уложила на носилки. Она не заметила холодного и жестокого взгляда приемной дочери, устремленного в никуда – казалось кто-то довольно жуткий выглянул в мир. Самой девушке показалось, что она на мгновение потеряла сознание, но Ларна не стала говорить об этом. На прощание она от всей души поблагодарила целительницу, и Дарин махнула рукой носильщикам. Они развернулись и вынесли носилки из комнаты.