С улицы парни примчались злые и взбудораженные, постоянно переругивались и обзывались. Понять, в чем дело, было невозможно.

– Не получилось с машиной? – осторожно спросила я.

– С машиной все хорошо. – Якушин был основательно заведен. – Плохо, что тут, оказывается, живут люди, которые телевизор смотрят.

И он рассказал, что пока Марков, Герасимов и Петров расчищали выезд и дорогу, к ним подошел местный приставучий дед. Начал докапываться, кто такие, зачем и откуда. Сам Якушин в это время был в гараже, а когда вышел, оказалось, что Марков успел изрядно нахамить деду, и тот объявил, что идет вызывать полицию. Петров предложил убить деда, но всем было не до шуток.

Получалось, что нам нужно срочно валить из деревни. Дружно обозлившись на Маркова, мы начали собираться, как полоумные.

Свежий суп пришлось вылить, а в чугунный котелок с курицей и рисом Герасимов вцепился, как в спасательный круг. И мы отдали ему котелок в обмен на черную толстовку с «Рамштайном» для Амелина, потому что его собственный свитер, всю ночь провалявшийся под стулом, высохнуть не успел.

Вероятно, дед свою угрозу исполнил, так как через полтора часа на повороте в сторону Волоколамска нам повстречалась пара полицейских машин.

Когда же до всех дошло, что мы едва не попались, но ловко ускользнули от преследования, стало отчего-то легко и весело, даже азартно.

Ярко освещенные солнцем снежные поля, мелькавшие за окном, теперь не угнетали, в них словно появился некий скрытый, но очень важный смысл. Все кругом было белым, первозданным и идеально чистым, как тот лист, с которого заново начинают делать все неудавшиеся дела, в том числе жить. А сверкающие лучи солнца, настойчиво проникавшие сквозь припорошенные кроны деревьев, еще сильнее разжигали ощущение этой радужной надежды.

– Сделай погромче! – закричал вдруг Петров сзади, мощным энергетическим вихрем врываясь в мое сознание.

Я прибавила звук, и машина бешено закачалась, потому что Петров тут же запрыгал.

О том, что детям завтрашнего дня не нужен сегодняшний, когда они живут во вчерашних грехах, кажется, орали все. Кажется, орали все. Кто-то нещадно путал слова, но это было неважно, потому что мы завелись, и создавалось впечатление, что наша машина буквально скачет по дороге в яростном ритме Красного флага [9].

Это было, как выбросить из головы все прошлое, не загадывать на будущее, не бояться, не планировать и ни о чем не сожалеть.

Я тоже жизнерадостно запрыгала на сиденье, и Якушин, добродушно расхохотавшись, так посмотрел на меня, что если бы такое случилось два года назад, я, наверное, умерла бы от счастья.

Когда приступ общей беспричинной радости улегся, парни стали есть втроем прямо из котелка. Ложка была одна на всех, и больному Амелину ее, конечно, не дали. Но у меня в куртке остались два сникерса – мой и Настин. Я отдала их ему и Якушину, потому что Настя сладкое не ест, а я могла потерпеть.

В общем, все было очень хорошо и весело, пока мы не добрались до Волоколамска.

Сначала кое-как нашли вокзал и высадили Маркова с Герасимовым покупать билеты: одному – в Москву, другому – в Псков. А сами поехали искать больницу.

Пришлось останавливаться чуть ли не возле каждого прохожего, чтобы узнать, как туда добраться. Ведь ни gps, ни карт у нас не было.

Каждые пять минут звонил Марков и психовал, что на вокзале рядом с ними ходят полицейские. Масла в огонь подлила Семина, когда стала делать замечания, что мы очень быстро и опасно едем. А в довершение всего Петров заныл, что его укачивает.