А потом их с Буддой взгляды встретились, и оба рассмеялись. Оба были счастливы в ту минуту.

В тени портовых акаций, спасаясь от нестерпимого солнца, лежали собаки, огромные волкодавы. Вот кто-то прошел мимо, и собаки лениво завиляли обрубками хвостов. Все, кроме одной. Та, замерев нелепым каменным изваянием, оставалась неподвижной. И не сводила мутных, налитых кровью глаз с мальчиков, играющих на причале.

Миха вдруг обернулся, рассеяно посмотрел по сторонам и ничего не увидел. Лишь холодок зябкой волной пробежал по спине. Но в этот радостный солнечный день Миха отмахнулся от него – к чему какие-то тревоги, когда так все хорошо?

Собака лежала неподвижно. И если бы кто-то, к примеру, сам Миха, захотел вглядеться в непроницаемую морду зверя, он увидел бы, как совсем чуть-чуть подрагивала верхняя губа волкодава, обнажая изогнутый страшный желтый клык.

Собака продолжала смотреть. Время жатвы приближалось.

Идея сделать поджиги – самодельное огнестрельное оружие – пришла им в голову, когда «выслеживание» Тани, городской блудницы, привело их к дому Мамы Мии, и Икса покусали собаки.

Тем летом неприятности сыпались на Икса как из рога изобилия. В первый же день, несмотря на увещевания Михи, он сгорел на солнце. Советская система, запустившая человека в космос, не разменивалась на такие мелочи, как производство солнечных кремов и масел. И человек сгорел. Стал красным, как свежесваренный рак. Спасать Икса пришлось, обмазывая его густым слоем кислого молока. Как же он вонял!.. Затем на пляже у Икса украли одежду, любимую майку с индейским вождем в полном оперении, привезенную Джонсоном из ГДР и подаренную ему на день рождения. В довершение ко всему Икса покусали кутанские собаки, и ему пришлось делать 40 уколов от бешенства. Единственное, что успокаивало, – уколы были несовместимы с алкоголем, и Иксу пришлось отказаться от идеи выпить портвейна с какими-то местными ханурями.

– Ну вот, хоть от этого вздора его не придется отговаривать, – подвел итог Миха.

– Не, блин, если в этом году на землю упадет метеорит, – злился Джонсон по большей части из-за майки, – он грохнет по башке именно Икса. Лучше б я ее себе оставил. А Икса пристрелил.

Икс вышел из медпункта и процедил сквозь зубы:

– Из-за этой суки у меня теперь и пузо, и жопа болят.

Мальчики весело переглянулись:

– Ты про Таню? – поинтересовался Миха, – Или… Маму Мию?

– Про обеих! – отрезал Икс.

Миха промолчал. В общем-то, смешного мало. В домике Мамы Мии случилось еще кое-что, и Буда видел там не только утонувшую девочку. Но… Миха дернул головой и сделал странный жест рукой, словно отмахиваясь от чего-то.

– Спалить там все на хер! – предложил Икс. – Только фотку эту вашу забрать, и спалить!

Миха кисло усмехнулся: нехорошо, конечно, скрывать что-то от друзей, но, с другой стороны, как им скажешь?! Особенно Иксу.

– Мы должны вернуться, – проговорил Будда. – Только теперь вооруженными.

– Знаю – значит, вооружен? – иронично поинтересовался Джонсон, наверное, намекая на повышенную склонность Будды к метафорам.

– Не-а, – Будда покачал головой. – Мы сделаем настоящее оружие. По крайней мере от собак.

И снова Миха почувствовал волну холода в спине, как тогда в порту. Собаки – не самая грозная опасность, поджидающая их в немецком домике. Повисло молчание. Множество вопросов витало в воздухе, но никто не решался сформулировать главный. Миха зябко передернул плечами, посмотрел на Будду и наконец сказал:

– Знаешь, не то чтобы я не хотел туда больше возвращаться, но… кажется, мне страшно.