– Не думал я, что когда-нибудь увижу, как он стоит перед Аккаратом на коленях. Нехорошо это. Мы все лицо потеряли.

Они замолкают. Потом один замечает:

– А что это, тетушка, цвет у газа какой?

Та тревожно улыбается, дочь – тоже.

– Как же – мы на прошлой неделе министерству пожертвование сделали.

Эмико с трудом сдерживает дрожь – говорящий поглаживает ее по шее.

– Выходит, нам соврали.

Улыбка торговки вянет.

– А может, меня память уж подводит.

– Тогда надо бы твои счета проверить.

– Уж вы не утруждайтесь, я сейчас мигом дочку пошлю. Пока ходит – угощайтесь вот рыбой. Платят-то, наверное, мало, на еду не хватает. – Она берет с решетки и протягивает им двух жареных тиляпий.

– Ну, спасибо, тетушка. Проголодался я. – Завернув угощение в банановые листья, белые кители уходят. Эти двое шагают по ночному рынку, словно не ведая, какой ужас сеют вокруг.

Торговка перестает улыбаться, сует дочери в руки несколько батов и командует:

– Иди в полицейский участок и отдай деньги сержанту Сирипону, но только ему. И чтоб эти больше не приходили.

Место на шее, к которому только что прикасались, горит. Все висело на волоске, на страшно тонком волоске. Удивительно, как Эмико вдруг забывает, что за ней идет охота, как обманывается и считает себя почти человеком. Она быстро доедает лапшу. Откладывать больше нельзя – пора поговорить с Райли.

– Я хочу уехать отсюда.

Райли, не слезая с барного стула, поворачивает к ней голову. Он удивлен, но весел.

– Правда? У тебя что же – новый хозяин?

Одна за другой приходят девушки – болтают, шутят, кланяются домику духов, некоторые делают подношения, надеясь, что встретят щедрого покупателя или богатого клиента.

– Нет. Но я хочу на север. В деревню к Новым людям.

– Это кто тебе о ней рассказал?

– Так она есть?

По лицу старика видно, что есть. Сердце Эмико начинает стучать чаще. Значит, правда.

– Все-таки существует, – говорит она уже увереннее.

Райли смотрит на нее, прищурив глаз:

– Может быть. – Он велит бармену Дэнгу налить еще. – Но хочу тебя предупредить – там в джунглях несладко. Если неурожай – едят насекомых. Охотиться не на кого, разве на птиц. Весь скот погиб от пузырчатой ржи и японских долгоносиков. Тебе надо все время быть поближе к воде, а то произойдет перегрев. Там страшно тяжело жить. Хочешь уехать – так найди себе нового хозяина.

– Меня сегодня белые кители чуть не поймали. Останусь – точно погибну.

– Я им плачу – ловить тебя не должны.

– Да нет, я ходила на ночной рынок…

– Какого черта ты там делала? Хочешь есть – ешь здесь!

– Простите, Райли-сан, но я должна уйти. У вас есть связи, а мне нужно разрешение на дорогу, на проход через КПП.

Приносят выпивку. Райли делает глоток. На высоком стуле он похож на ворона – сама смерть и тлен; сидит и следит за своими шлюхами, которые готовят себя к ночной работе. Он смотрит на Эмико, почти не скрывая отвращения, будто на кусок собачьего дерьма, прилипшего к подошве, потом отпивает из стакана и говорит:

– На север ехать тяжело. Ужасно дорого.

– Я заработаю.

Райли молчит. Бармен, закончив натирать стойку, подзывает помощника, и они вдвоем достают ящик со льдом от производителя роскоши «Джай йен, нам йен». Холодное сердце, холодная вода.

Райли протягивает стакан, Дэнг со звоном опускает туда пару кубиков. Эмико смотрит, как стремительно тает только что вынутый из ящика лед, как бармен подливает старику воды. Она вся пылает изнутри. В открытые окна клуба не задувает ни ветерка. Здание еще не успело остыть – от стен и пола так и пышет жаром, желтобилетники – закрутчики вентиляторных пружин пока не приходили.