Относительно цела лишь последняя, четвертая дверь.

Удовлетворенно хмыкаю – я даже не сомневался, что Илья выкрутится. Уверен, что в случае массового попадания на необитаемый остров его номерок в общей «лотерее на принудительное поедание» неизменно будет оказываться последним. И не спрашивайте: «Как?!». Просто смиритесь.

Подхожу, оцениваю вмятины в жестяном полотне, качаю головой. Детский сад и сбоку бантик. Конструкция исключительно от честных и предельно аккуратных людей. Не стучать, не опираться. Испортите.

И все же стучусь. Тихим, но узнаваемым среди своих ритмом. Прислушиваюсь. Выпуклую линзу глазка перекрывает предательская тень. Конспиратор, мать его… Заслонку на глазок для кого придумали?

Делаю паспортное лицо, затем не выдерживаю:

– Илья, да рожай ты уже скорее! Не видишь, что ли – свои?!

Неуверенно лязгают металлом замки, звякает сдвигаемая цепочка. До меня доносится задумчивое бурчание:

– Свой своему поневоле брат…

Дверь распахивается, и настороженный Илья отступает в глубь квартиры. То ли приглашая, то ли заманивая.

Парень младше меня на два года, ему едва стукнуло четырнадцать. Хотя по комплекции он не тянет и на эти скромные годы. Мелкий уж больно, вечный правофланговый в классе.

Смотрит задумчиво, по-птичьи склонив голову и поправляя одним пальцем тонкую дужку круглых гаррипоттеровских очков. Растрепанный, чумазый. Ссадина на скуле, под правым глазом крупный фингал, но в остальном – вроде цел.

Оружия нет – ни в руках, ни на поясе. Хм, беспечно…

Прямо за порогом – заляпанная узнаваемой синей краской банка. Так вот кто у нас «дэд-артом» занимается? Последний ценитель математики на районе?

Колеблюсь неуловимую долю секунды. Жизнь – штука непредсказуемая, но я по-прежнему уверен – Илье можно доверять!

Шагаю вперед, демонстративно качая головой:

– Никогда не понимал людей, ставящих в жестяную китайскую дверь замки четвертого класса защиты… Занятно… Слушай, ты в нее хотя бы пальцем тыкал? Ведь это даже не сталь! Она реально консервным ножом вскрывается! Показать?

Парень едва заметно улыбнулся:

– Не надо. Верю и каюсь. Лоханулся мой батя, факт! Послушай… Саня… А это реально ты? Живой?

Я картинно приподнял бровь и задал контрольный вопрос:

– Есть сомнения? За бортом что – зомби‑апокалипсис? И, кстати, вопрос на полном серьезе, без дураков! Я ведь проснулся всего час назад. Что за хрень тут происходит, а?

Вот теперь глаза Ильи полыхнули настоящей радостью. Настороженность из подбитого взгляда исчезла, на лицо вернулась привычная улыбка. Распахнув руки, он бросился ко мне.

– Саня! В рот мне ноги! Реально живой! Ах ты ж чертов везунчик!

Я осторожно похлопал его по спине, затем взял за плечи и отодвинул на пионерское расстояние. Нет, мы, конечно, друзья-товарищи, но не до такой же степени?! Прячу смущение за иронией. Есть у меня такая черта, ага…

– Только не говори, что ты мой потерявшийся брат-близнец.

Илья счастливо оскалился.

– Круче! Я твой потерявшийся мозг! А ты – моя воля, совесть и личная харизма! Черт, Саня! Как же здорово-то! Вот теперь – заживем, вот теперь – всех нагнем!

Скептически хмыкаю.

– А кулаками у нас Алик будет?

Илья звонко хлопает себя по лбу:

– Точно! А я все думал – кем прикрыть это направление? Степанян – идеален! По крайней мере – до первого гормонального взрыва…

На лбу парня медленно проявляется красный отпечаток ладони, но он по-прежнему весел, бодр и суетлив.

Демонстративно осматриваю его с ног до головы: слива под глазом, тощие ручки-ножки, обгрызенные ногти. На затасканной футболке с трудом угадывается принт подмигивающего Эйнштейна. Лицо ученого заляпано многочисленными коричневыми пятнами. Похоже, не так давно Илюхе качественно подбили нос.