Он невозмутимо пошёл назад. Там, в тени дерева – его сестра с телескопом, там – прохлада и бутылочка воды, которую он припас. Он просто туда идёт…

– Ходит туда-сюда! – Голос стал громче. – Это я тебе говорю! Ты чего тут ходишь с зонтиком?

Гриша медленно обернулся. Он слабая больная зебра в дождевике. Оставьте его, пусть стервятники разорвут его тело, пусть дождь омоет его белые косточки…

– Да я просто… я гуляю, – пролепетал он. Внутри головы гудело, снаружи головы немилосердно чесалось.

– А чего в сапогах? – допытывалась бабушка.

Гриша облизал пересохшие, будто пески пустыни Каракум, губы.

– Фильм, – выдохнул он. Мысль его, подстёгнутая солнцем и обезвоживанием, совершила неожиданный цирковой кульбит.

– Чего?

– Мы тут фильм снимаем! – чётко произнёс Григорий.

– Какой фильм? Про детей? Добрый? – Бабушка недоверчиво прищурилась.

– Очень добрый! – вдохновенно продолжил Гриша. – Как раньше снимали, в СССР. Про мальчика… в жёлтом дождевике… которого утащил клоун. Злобный клоун, который живёт под землёй. Правда, он не совсем клоун, он инопланетянин в образе клоуна.

Бабушка заморгала, но сказать ничего не успела – на асфальте, прямо возле Григория, с громким хлопком взорвалась водяная бомба. Гриша отпрянул, заметался по площадке. О том, что делать, когда начнут бомбить, они с Климом не договаривались, в голове билась лишь одна мысль: веди себя естественно. Вот он вполне естественно и прыгал, как заяц, из стороны в сторону, а вокруг рвались снаряды.

Грише показалось, что их упало не меньше сотни. Аня, правда, утверждала, что три, но подсчёт она проводила потом, когда они вышли считать раны и товарищей, а к тому моменту часть пятен наверняка уже высохла.

Так вот, пока Григорий скакал из стороны в сторону жалким утёнком под зонтиком, Аня, целясь телескопом во все стороны, как зенитным пулемётом, вдруг радостно крикнула:

– Двенадцатый этаж!

Гриша скрылся под деревьями и вместе с Аней стал наблюдать за жужжащей точкой дрона, который ринулся вверх.

– Кажется, засёк! – сказал Клим. – Двенадцатый этаж, левая сторона. Там что-то в форточке мелькнуло. Попробую посмотреть поближе.

Но ближе не получилось – бдительная бабушка пришла в себя, высунулась из кустов и заголосила. Спорить с ней было бессмысленно, поэтому ребята переместились к башне, в которой засели метатели, улучили момент и заскочили в подъезд вслед за жильцом. Гриша прямо в лифте принялся яростно сдирать с себя дождевик, и сапоги, и шлем, так что на двенадцатый этаж он приехал в полуразобранном виде. На площадке было пусто и тихо.

Клим, оставшийся на улице, чтобы приземлить и разобрать дрон, вскоре поднялся к ним.

– Какая квартира? – спросил Гриша, почёсывая вспотевшую лопатку.

Клим повертел головой, сориентировался по сторонам света и указал на дверь с номером 46.

Аня решительно нажала на кнопку звонка. Сейчас она всё выскажет этим бомбистам! Ей не верилось, что они так легко раскрыли дело – всего за несколько часов. И даже без Евы. А кстати, где она?

Канал молчал. Что настораживало – ведь обычно Ева не затыкалась. Аня думала, что ей придётся, как спортивному комментатору, сопровождать все их действия. В конце концов, это же была Евина идея – запустить трансляцию на странице паблика и показать в прямом эфире, как они ведут дело. Она же крупными буквами на странице написала:

«Трансляция ведётся при поддержке книжного магазина “Читариум”».

«Читайте нигде, кроме как в “Читариуме”!»

«Имеешь ум – зайди в “Читариум”!»

«Если ты не в тюрьме – проведи время в “Читариуме”!»

И прочие неуклюжие лозунги, отпугивающие публику. От них уже стали отписываться, но Еву это не останавливало: «Пусть крысы бегут с корабля, нам нужна наша публика» и прочая чушь. А тут – молчание! Это удивляло.