Она отхлебнула кофе и добавила:

– Но все-таки между принуждением и полным отсутствием внимания есть некая неизведанная область, в которой я была бы не прочь оказаться. Обними меня.

Он положил ей руку на плечо, чувствуя себя безмерно и незаслуженно счастливым. Через час он вышел от нее и обнаружил, что кафе «Пицца-экспресс» уже закрылось.


Тем временем Майкл Вентон-Уикс ехал домой в Челси. С заднего сиденья такси он тупо разглядывал улицы и в задумчивости выстукивал пальцами по стеклу медленный ритм.

Тук-тук-та-тук-та-тук-та…

Он относился к тому опасному типу людей, которые остаются мягкими, пушистыми и сговорчивыми лишь до тех пор, пока получают желаемое. А поскольку желаемое он получал всегда и, по всей видимости, оставался им вполне доволен, то никому и в голову не приходило, что он может проявить себя как-то иначе. Под толстым покровом мягкой пушистости таилось нечто, не поддающееся никакому воздействию. Именно это упрямое нечто и защищали обманчивые мягкость и пушистость.

Майкл Вентон-Уикс был младшим сыном лорда Магна, издателя, владельца газет и заботливого отца, под чьим чутким покровительством Майкл удовольствия ради выпускал собственный журнальчик – с неимоверными убытками. Лорд Магна возглавлял основанную его отцом, первым лордом Магна, издательскую империю, постепенно, хоть и с величавым достоинством, приходящую в упадок.

Майкл продолжал постукивать костяшками по стеклу.

Туки-та-тук-та…

Он вспоминал тот жуткий, черный день, когда отец, ремонтируя розетку, получил удар током. После его смерти руководить компанией стала мать. И не просто руководить, а решительно и с неожиданным размахом. Она аккуратно и придирчиво проверила, как ведутся все издательские дела, и в конце концов добралась до бухгалтерии журнала.

Тук-тук-тук…

Майкл понимал в коммерции ровно столько, чтобы знать, как должны выглядеть в отчетах цифры. Отца он просто заверял, что так они и выглядят.

– Нельзя, чтобы эта работа была для тебя синекурой, дружище. Предприятие должно приносить доход, иначе какой в нем толк? – разглагольствовал отец, и Майкл старательно кивал головой, прикидывая, что за цифры показать в следующем отчете, когда удастся выпустить еще один номер.

Мать же не проявляла столько снисхождения и терпимости. Отнюдь.

Майкл мысленно сравнивал мать со старинным боевым топором искусной работы, этакой секирой с изящной рукояткой, украшенной тонкой гравировкой, что оканчивается возле сверкающего, наточенного лезвия. Один взмах таким оружием – и вы даже не почувствуете боли, лишь взглянув на часы, заметите, что руки как не бывало.

Ничем не выдавая нетерпения, она ждала своего часа, была преданной женой, любящей, хоть и строгой матерью, пока кто-то – вернемся ненадолго к нашей метафоре – не вынул ее из ножен. И всем осталось только задать стрекача.

В том числе и Майклу.

По ее твердому убеждению, ее обожаемого сына Майкла слишком избаловали, и она поставила себе цель – положить этому конец.

Она с ходу поняла, что цифры в его ежемесячных отчетах – липовые и что из-за Майклова журнала компания несет значительные убытки, оплачивая огромные счета за рестораны, такси и обслуживание, которые он играючи выдавал за налоги и которые просто терялись в гигантском потоке бухгалтерской документации издательского дома «Магна».

Леди Магна вызвала Майкла к себе.

Тук-тук-та-тук-та…

– Как ты предпочитаешь, чтобы я с тобой говорила: как с сыном или как с редактором одного из моих журналов? Выбирай.

– Твоих журналов? Вообще-то я твой сын, но не понимаю…