Диего ходил из угла в угол, как зверь, запертый в клетке. Он выражал возмущение по поводу противозаконных действий старейшины и взывал к его разуму, упирая на то, что не был знаком с Гастоном вплоть до приезда в деревню. То же касалось и Анни. Старейшина, однако, уперся, как баран, и твердил, что выполняет свой долг и что следствие разберется, кто прав, а кто виноват.

Затворничество длилось недолго. Подгадав момент, когда стражи убрались в переднюю, Анни подошла к профессору и показала ему лист бумаги – письмо, написанное по-французски. Профессор побледнел, как известка, попятился и залепетал:

«Откуда оно у вас? Я же его…»

«Да, – молвила Анни, – я заметила, как вы бросили его в печь, когда разжигали огонь после того, как втащили в дом бедного убитого Гастона. Мне подумалось: зачем вам в такую минуту заниматься уничтожением бумаг? И еще показались странными деревяшки, которые вы бросили в топку. Они не походили на поленья. Это были дощечки, правда? Не с их ли помощью вы оставляли на снегу следы Черного Свена? Проще всего это было сделать, стоя на крыльце и держа их в руках».

«Вы ничего не докажете», – просипел профессор и потянулся к большой колбе, в которой что-то пузырилось.

Диего, присутствовавший при этой сцене, вовремя схватил его за локти. Анни поднесла к глазам профессора листок с французским текстом.

«Это письмо, – сказала она, – написал вам Гастон. В нем он обвиняет вас в том, что вы, воспользовавшись его доверием, украли ценное открытие. Он тоже занимался химией и, насколько позволяют мне судить мои скромные познания, был талантливее вас. Он сохранил у себя копию письма, причем пропитал ее особой смесью, и бумага стала несгораемой. Не берусь судить, но, кажется, для подобных опытов используется оксид глины. Как видим, предусмотрительность Гастона оказалась нелишней: вы обыскали труп, нашли письмо и бросили его в печь, уверенный, что оно сгорит. Но вы прогадали, и я получила в свое распоряжение важную улику».

«Допустим… – Профессор взял себя в руки и заговорил с показной насмешливостью. – Но кто подтвердит, что обвинения, которые он выдвигает против меня, не являются огульной клеветой? И зачем бы я стал принимать у себя человека, с которым у меня конфликт?»

«Он вынудил вас принять его. В постскриптуме сказано: я приеду к вам, добьюсь, чтобы вы написали открытое обращение и признали, что вы мошенник. Тогда-то вы, понимая, что он от своего не отступится, задумали убийство. Вы намеревались убрать Гастона тихо, но появились мы с Диего. Сперва вам это не понравилось, и вы хотели нас прогнать, но потом подумали, что присутствие свидетелей – к лучшему. Когда все случится, они займут вашу сторону. Так бы все и вышло, если бы не это письмо в печке…»

«Но как он, черт возьми, исхитрился убить Гастона без пороха и пули?» – вопросил Диего с изумлением.

На это у Анни тоже был готов ответ:

«Я читала, что проект оружия, которое стреляло бы без применения пороха, разработал еще Леонардо да Винчи. А двести лет назад оружейник из Нюрнберга Гуттэр сконструировал пневматическое ружье, которое до недавнего времени стояло на вооружении у австрийских пограничных служб. Оно бьет недалеко, зато не грохочет, не дымит… в общем, обладает рядом достоинств, которые и пригодились нашему профессору. Он полагал, что мы дилетанты в вопросах техники, и после убийства потихоньку разбирал его, разбрасывая винтики и гайки, а наиболее существенные детали растворяя в кислоте. Надеялся, что к приезду судебного пристава из города от ружья уже ничего не останется, но справился с работой лишь наполовину. Вон там, в тряпье, лежит часть спускового механизма».