В половине первого Юра и Маша сели в такси. Пролетели по непривычно пустому ночному городу, выскочили за кольцевую и около часа оказались у частного дома в Парголово.

У калитки стояла серая «Лада Гранта». Хибара за покосившимся забором имела грустный вид. Особенно в сравнении с замком с башенками по соседству. Поселок Парголово еще не определился, с кем он – с хижинами или с дворцами, но последние уже брали верх.

– Подождешь немного? Мы потом назад в город, – попросил Юра таксиста, выбираясь из машины.

– Бесплатно две минуты, потом десять рублей за минуту ожидания, – отозвался тот.

– «Потом» – это когда? – шепотом спросила Маша. – После чего? Мы что сейчас делать будем?

– Геройствовать, что ж еще?

Юра подергал закрытую калитку, пошевелил штакетины покосившегося забора, нашел качающиеся и раздвинул их, организовав проход.

И сразу же полез в него.

А «Дамы – вперед!» не сказал.

Так себе воспитание…

– Э, э, так не пойдет, я на это не подписывался! – заволновался таксист и дал газу.

Маша осталась на ночной улице одна. Сунула в проем одну ногу, помедлила. Она вообще-то тоже ни на что такое не подписывалась…

– Ты сюда не лезь, жди на улице, я как-нибудь сам, – донеслось из-за забора.

– Щаззз! – шепотом возмутилась Маша и решительно протиснулась на чужой участок.

Там были кочки, кусты, деревья – много всего неуютного. Из мягкого – один Юра, в которого она и врезалась в темноте.

– Стой, раз-два, – скомандовал он, придержав ее, чтобы не упала. – Давай-ка не будем сразу брать замок штурмом, сначала понаблюдаем. Видишь окно? На нем занавесочки, но между ними щель в палец. Если подобраться поближе, можно увидеть, что внутри.

– Кто, – поправила Маша. – Кто внутри!

Она уже слышала голоса. Один мужской – сердитый, громкий, – второй слабый женский. Мужчина ругался, пьяно растягивая слова, отчего они делались особенно мерзкими (Маша покраснела), женщина хныкала.

– Полагаю, это они и есть – Сорокины Никита и Катерина, – сказал Юра, заглянув в щелку. – Он ей кулаки показывает, на тех уже костяшки сбиты, а она вытирает разбитый нос рукавом синей кофты с капюшоном.

– Худи это, когда ты уже запомнишь! – рассердилась Маша.

– Спокойствие! – Юра бесшумно покинул свой наблюдательный пункт, увлек ее за угол, на ту сторону, где окон не было. Достал мобильный, послал вызов, дождался отклика, отодвинулся от трубки, пропуская вылетевшее из нее ругательство, и снова притиснул к уху: – Прошу прощения, товарищ участковый, но тут, как мы и думали, дело плохо. Женщина сильно избита, мужик продолжает буянить, уже и окна расколотил, по-моему, это белая горячка. Вызвали бы вы кого-нибудь из своих, пока тут смертоубийство не приключилось!

Он еще немного послушал, кивнул:

– Добро! – закончил разговор и вернул смартфон в карман куртки.

– Он вызовет? – спросила Маша.

– Он вызовет. – Юра заозирался. – О! – И шагнул в темноту.

– Ты соврал про разбитые окна, – уличила его Маша.

– Ничего я не соврал. – Юра выбрался из-под дерева с обломком кирпича в кулаке. Взвесил его в руке: – Сейчас все будет: звон стекла, крики, ругань, ночной забег за невидимыми сущностями – весь джентльменский набор типичной белой горячки. Постояла бы ты все-таки за забором, а? Какая из тебя невидимая сущность в этой белой курточке!

Дальше было весело. И страшновато. Маша пряталась не просто за забором – на другой стороне улицы, в густой тени под въездом в подземный гараж одного из соседних замков. На участке Сорокина трещали кусты, звенели стекла, визжал женский голос и яростно ругался, с трудом выговаривая нехорошие слова, мужской. Незнакомый. Юра помалкивал, но явно не бездействовал – явился к Маше потный, красный, запыхавшийся, со свежей царапиной на щеке. Объяснил: