Ахмет – тот ещё тип. Вечно девичьи прелести глазами буравил и отпускал «безобидные» шуточки.

– Ты думаешь, он мог, тётя?

– Не знаю, Сибель, ох не знаю, – она закрыла лицо ладонями, слёзы катились по щекам. – Он снова собрался жениться… Требовал часть дома… А Селин… Селин и слышать не хотела.

Мехмет-бей неторопливо протёр очки.

– Сделаем так. Сибель, дочка, сходи-ка на рынок, послушай, что люди говорят, – сказал он, отодвигая ноутбук. – А я поговорю с нашими в участке и приеду к тебе.

К горлу подкатил ком. Селин… убита? Пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Происходящее не укладывалось в голове.

– К матери Селин с этим не ходите, – сказала Фатма-ханым перед уходом. – Сестра не в себе.

Когда дверь за тётей закрылась, в комнате остались лишь мы и тиканье дедовых часов. Эфенди вздохнул и потёр переносицу.

– Ты хотела настоящего дела, дочка, – его голос стал деловитым. – Если это убийство… то вот тебе дело. – Он посмотрел мне в глаза. – Но будь осторожна.

Я кивнула, проводя языком по внезапно пересохшим губам.

Рынок уже работал. Люди перешёптывались, бросая тревожные взгляды на лавку Селин, обклеенную жёлтой лентой. В чайной под платаном по-прежнему звенели стаканы – там жизнь шла своим чередом.

Я подошла ближе. Дверь в лавку оказалась приоткрыта, внутри – пусто. На прилавке увядали забытые букеты, склонив бутоны в молчаливой скорби. Даже на улице воздух пропитался пряным ароматом цветов.

– Ты зачем здесь?

Я вздрогнула. Позади стоял Хакан-бей из антикварной лавки по соседству. В его взгляде читалась насторожённость.

– Вы меня помните?

– Конечно, ты же у брата Мехмета убираешь. – Он провёл рукой по бороде. – И что здесь понадобилось старому сыщику?

– Мы хотим понять, что случилось. К тому же Селин была моей подругой.

– Полиция уже всё поняла – аллергия. – Его рука дрогнула. Неудивительно. Сегодня у всех стресс.

– А вы? Вы что думаете?

– Аллергия? – фыркнула сестра Айше, приближаясь и сжимая пучок мокрого укропа. – Да она с младенчества знала, на что её сыпет, а от чего кашляет! Носила с собой лекарства, как святыню.

– Ахмет был здесь вчера, – прошептал подоспевший дядя Осман. – Опять пристал к девочке, требовал продать дом. Бормотал что-то о свадьбе и долгах.

– Каких долгах? – я нахмурилась.

– Вымышленных, – ответила Айше, кривя губы. – После развода он только и ждал повода уязвить её, гадёныш. Последний раз грозил, что она «ещё пожалеет».

– Эмин-ага тоже её недолюбливал, – добавил дядя Осман. – Мечтал снести лавки под магазин. Все согласились… кроме Селин.

– Она называла это место своей жизнью, – прошептала Айше. – А оказалось…

Собиралось всё больше людей. Они качали головами, и до ушей то и дело доносилось: «Так молода…», «Какой ужас…»

– Сибель!

Голос Мехмет-бея прорвался сквозь шум. Я обернулась и увидела его у края брусчатки, нетерпеливо машущего рукой.

Под раскидистым платаном старики сгорбились над тавла. Кости глухо постукивали, перемежаясь возгласами:

– Ну же! – подбадривал себя один игрок.

– Семь-пять! – торжествовал другой, хлопая по доске.

В воздухе витал аромат крепкого чая и дешёвых сигарет. На столиках поблёскивали фигурные стаканы, а под ногами игроков копились окурки.

– Пойдём! – нетерпеливо крикнул эфенди.

Я бросила последний взгляд на площадь. Хакан-бей замер на пороге своей лавки, напряжённо глядя вдаль.

– Мне пора, – прошептала я.

Айше молча кивнула. Дядя Осман вздохнул и отправился фасовать орехи.

– Заходи, дочка, если что узнаешь… – выкрикнул он.

– Непременно, – пообещала я, уходя.

Я поспешила к Мехмет-бею.