Каждую неделю мы с дедом шли в «Октябрь» смотреть очередные две серии.

Плохо помню содержание отдельных серий, но навсегда запомнил, как смотрел эту черно-белую хронику дед. Я никак не мог понять, почему иногда у него начинали дрожать губы и подбородок, а по морщинистой щеке сбегала слезинка.

Почему он плачет? Ведь мы же победили! Мы же выиграли войну!

Я не спрашивал – понимал, что должна быть серьезная причина, чтобы заплакал этот обычно невозмутимый, много повидавший человек.

Он немного успел рассказать мне про войну – я был слишком мал.

Но благодаря ему война стала для меня гораздо большим, чем просто история. Это было что-то личное, но я не знал что.

А потом понял.

Как-то в очередной раз смотрел «Белорусский вокзал», где в финале идут кадры хроники – на Белорусском вокзале встречают фронтовиков. Я всегда любил этот момент: благодаря песне Нины Ургант с экрана передавалось это невероятное ликование победителей.

«Одна на всех, мы за ценой не постоим…»

И вдруг я поймал себя на мысли, что ЗАВИДУЮ им. Этим усатым дядькам, которые подбрасывают в воздух детей и смачно целуют подбегающих женщин.

Завидую тому, что мне НИКОГДА не суждено вот так возвратиться с войны.

Никогда не пережить самому ЭТО ликование…

Может быть, еще и поэтому так запомнилась мне услышанная в начале декабря 79-го фраза про возможный ввод советских войск в Афганистан.

От нее веяло войной.

Войной, на которую я «успевал».

Впрочем, поначалу я воспринял непонятную реакцию деда скорее как сомнение, что то, о чем сказали «голоса», вообще возможно.

В конце декабря, числа 28-го, наверное, мы с друзьями были в гостях у одноклассницы, дочки монгольского дипломата.

Посольство Монголии было недалеко от нашей школы, и дети многих дипломатов учились в ней. Хотя школа была даже не «спец», а вполне обычная, «рабоче-крестьянская», как мы шутили.

Звали девочку Минжин, и был я в нее по-мальчишески влюблен.

А как обратить на себя ее внимание, не знал.

И вот мы что-то там веселимся, «Boney М» какой-то играет, танцы-шманцы… И вдруг входит Минжин и говорит, что в Афганистан вошли советские войска.

Так и сказала «вошли»…

Все слегка остолбенели от такой новости. И тут я решил, что мой час настал, и очень «авторитетно» заявил, что это все фигня и что об этом я еще раньше слышал по «западному радио». И что это, мол, они все нагнетают, гады. Однако ожидаемого эффекта мое выступление не произвело, поскольку Минжин спокойно возразила, что узнала об этом не из «голосов», а от папы.

Авторитет папы-дипломата явно перевешивал мой авторитет политинформатора класса. И мне ничего не оставалось, кроме как пробурчать что-то вроде «все равно, фигня это все»…

Но когда после зимних каникул мы вышли учиться, темой первой же моей политинформации уже был как раз «ввод ограниченного контингента советских войск в Афганистан для оказания братской помощи дружественному афганскому народу в отражении возможной империалистической агрессии».

«Моя война» становилась все более реальной…

В течение следующих двух лет вести из Афганистана приходили редко, и все больше в виде статей про то, как воины-интернационалисты строят школы. К статьям прилагались фотографии наших радостных солдат и не менее радостных афганцев и при виде этих взаимных улыбок в реальность «империалистической агрессии» как-то не верилось.

Тем не менее войска из Афганистана почему-то не уходили.

И чем больше они строили в Афганистане школ и сажали деревьев, тем меньше верилось, что занимаются они именно этим. Кого как, а меня эти сомнения только радовали…