О нет. У нее на глаза навернулись слезы, а ведь она дала себе слово, что не будет плакать. Только не перед Эдмундом. Она отвернулась и несколько раз полоснула по камышам кнутиком для верховой езды, чтобы успокоиться. Потом выпрямила спину и снова повернулась к Эдмунду.

– Послушай, я, конечно, не ценный приз на ярмарке невест, – продолжила она голосом, который почти не дрожал, – я не наследница, и титула у меня нет, но я не буду вмешиваться в твою жизнь, как обычно поступают жены. Можешь оставить меня здесь сразу после свадьбы и вернуться в Лондон. Я не стала бы даже отнимать у твоей матери права ведения домашнего хозяйства и не расстраивала бы ее, пытаясь перещеголять на местных праздниках. – Джорджиана при всем желании не смогла бы этого сделать, поскольку просто не знает как. Но и позорить Эдмунда, шатаясь по землям графства, точно сорванец, как поступала в прошлом, она бы тоже не стала, ведь с тех пор набралась ума-разума. – Я буду держаться от всех подальше, клянусь!

Он смотрел на нее, кажется, целую вечность, но она так и не смогла понять, о чем он думает. Должно быть, ни о чем хорошем, поскольку выражение его лица снова сделалось жестким.

– Незачем глядеть на меня своими большими карими глазами, – наконец проговорил он, – как обычно делает Лев, выпрашивая лакомство. Я не смягчусь.

– Верно. Никто не знает этого лучше меня, – с горечью добавила она.

– Что лишь подтверждает твою непригодность на роль моей жены. В Лондон ты со мной не поедешь, тут хозяйство вести не сможешь, оставь я тебя одну. Что же в таком случае ты предлагаешь? Что я буду иметь от этого нелепого брака, который ты хочешь со мной заключить?

– Ну… я не… я имею в виду… – Она сглотнула. Вздернула подбородок. И заставила себя сказать: – Не знаю, помнишь ли, но ты пообещал – в самом деле пообещал, – что, когда вырастешь, сделаешь все от тебя зависящее, чтобы помочь, если мне потребуется друг. А сейчас друг требуется мне как никогда…

– Я дал тебе обещание, будучи совсем мальчишкой, – обронил он, кривя губы. – Неискушенным юнцом. Я и подумать не мог, что ты потребуешь сделать тебя моей графиней!

Джорджиана глубоко и мучительно вздохнула. Вот… вот же… скотина! Неужели не понимает, чего ей стоило пробить многолетнюю стену отчуждения и написать ему, умоляя о встрече? Неужто не видит, в каком она отчаянии, раз, поправ все правила приличия, просит его жениться на ней?

– Ничего я не требую, – запротестовала она. – Просто надеялась… – Она покачала головой. Беда с ней, с этой надеждой! Она способна ненадолго приободрить, но потом ее отнимают, оставляя лишь зияющую рваную рану. – Глупо было ожидать, что ты сдержишь свое слово. Следовало догадаться, что ты изыщешь способ увильнуть.

Ноздри Эдмунда затрепетали, когда он резко втянул в себя воздух.

– Не смей обвинять меня в том, что я не сдержал обещание, Джорджи. Или что пытаюсь от чего-то увильнуть…

– Ты сам только что сказал, что не женишься на мне. Что не пошевелишь и пальцем, чтобы помочь.

Она развернулась, намереваясь уйти, но он бросился вперед и схватил ее за плечо.

– Ничего подобного я не говорил, – прорычал он. – Просто ты не предложила мне ничего, заставившего бы обдумать твое… предложение.

Сердце ее екнуло в груди. Было что-то в его обращенном на нее взгляде, что заставляло чувствовать себя… слабой. Вызывало… внутреннюю дрожь.

– Ч-что бы это могло быть?

– Наследники, – ответил он. – Единственная причина, по которой я когда-либо женюсь – на любой женщине, – заключается в исполнении долга обзавестись наследниками, которые примут на себя мои обязанности, когда меня не станет.