Его неприязнь к ней быстро пошла на убыль, так что с трудом верилось, что он не только принес это чувство во взрослую жизнь, но и тщательно взлелеял. Наблюдать со стороны за ее страданиями или даже усилить их стало бы наказанием, несоразмерным ее провинности.

Ругая самого себя, Эдмунд встал с кресла.

– Прошу меня извинить, – проговорил он, ощущая пробежавший по спине холодок и тяжесть в желудке, – я не могу задерживаться дольше.

– Как? Ах, боже мой! – вскричал мистер Уикфорд, также вскакивая с места. – Миссис Уикфорд очень расстроится, что не застала вас. Она ведь побежала наверх приводить себя в порядок, едва завидя из окна приближение вашего экипажа. Уверен, она с минуты на минуту появится…

– Сожалею, – неискренне проговорил Эдмунд. – Завтра я должен отправиться в Лондон по неотложному делу, поэтому сегодня мне предстоит много чего…

Мистер Уикфорд нервно сглотнул и, заламывая руки, бросил взгляд в сторону лестницы, но Эдмунд, больше не обращая на него внимания, уже шагал к выходу.

Прошлое Джорджианы вдруг предстало ему в новом свете, совсем не таким, как он считал. Он ни за что бы не поверил, что отец, который обычно посмеивался над нелепыми выходками дочери, повторно женился, только чтобы мачеха привела ее в божеский вид. Или, хуже того, привел в дом еще одну девочку, чтобы продемонстрировать дочери, как следует себя вести. Джорджи, наверное, чувствовала себя опустошенной.

Шагая по дорожке с поспешающим по пятам Львом, Эдмунд хмурился. Когда отец Джорджи женился второй раз, ей, несомненно, больше, чем когда-либо, хотелось написать ему, но узнал он эту новость из письма своей матери. Матери, которая, невзирая на все свои недостатки, поддерживала с ним регулярную переписку. Тогда он непременно обвинил бы Джорджи в отсутствии постоянства, но теперь…

Она была сломлена. А так как он находился в отъезде, ей не к кому было обратиться. Потому что, обдумывая сейчас события прошлого, он мог с уверенностью заявить, что она была не только его единственным другом, но и, поскольку проводила с ним так много времени, у нее самой других знакомых не осталось.

Так почему же она не обратилась к нему?

Почему не прибежала в одно из его редких посещений Бартлшэма, вместо того чтобы выскакивать из магазина, позабыв покупки, стоило ему лишь переступить порог?

Ее поведение озадачивало его с тех пор, как вернулся. Он по-прежнему чувствовал себя уязвленным принятым ею решением не писать ему, но был решительно настроен смириться с существующим положением дел и, по крайней мере, выказывать ей учтивость. Однако в первое же воскресенье его пребывания в Бартлшэме Джорджи не ответила на кивок, которым он великодушно приветствовал ее, сидя через проход в церкви Святого Бартоломью. А когда нудная служба подошла к концу, ушла, гордо вздернув нос.

Тогда-то Эдмунд и решил прекратить попытки возобновления знакомства. Уехав на учебу в университет, он по-настоящему оставил Джорджи в прошлом.

Беря с трудом дышащего Льва на руки, чтобы посадить в экипаж, Эдмунд вспомнил ее обвинение. С глаз долой – из сердца вон. Будто это она не получила от него ни одного письма.

Неужели… если мачеха поставила себе цель привести падчерицу в божеский вид – иными словами, превратить ее в благовоспитанную молодую леди, какой она в настоящее время и является, – то могла и не одобрить их переписки. Юным девушкам, строго говоря, не дозволяется писать молодым людям, с которыми не состоят в родстве.

Да, это вполне объясняет, почему он не получил от Джорджи ни единого послания, невзирая на ее обещание.