Оливия вздохнула, очевидно не имея представления о его порочных мыслях, и приглашающе похлопала рукой рядом с собой.

Да, определенно ни малейшего представления.

Джеймс вытянулся на мягкой траве, их тела не соприкасались, но тот дюйм, который отделял ее руку от его ладони, буквально потрескивал от накала.

– Теперь я могу представить, что чувствовали боги и богини на вершине Олимпа. Голова немножко кружится, правда?

Если у Джеймса и кружилась голова, то вовсе не от осознания величия Зевса, а от сладкого цитрусового запаха, который исходил от нее, поэтому он лишь промычал в ответ.

На несколько минут воцарилось молчание. Джеймс, повернув голову, украдкой рассматривал профиль Оливии. Глаза ее были закрыты: она явно наслаждалась теплыми солнечными лучами, – и он воспользовался возможностью полюбоваться прелестной россыпью веснушек у нее на переносице и густой бахромой ресниц, касающихся щек. Нижняя губа так и манила своей полнотой: хотелось втянуть ее в рот, пососать легонько и покусать, как в тот вечер на балу у Истонов. Плоть его мгновенно среагировала, натянув перед кожаных бриджей, и пришлось повернуться на бок в надежде, что высокая трава это скроет.

Глаза Оливии, дрогнув, открылись, и она тоже повернулась на бок, опершись на локоть.

– Как ты нашел это место?

Джеймс пожал плечами, изо всех сил стараясь не пялиться на округлости соблазнительно сжатых грудей.

– Просто случайно наткнулся.

– Спасибо, что показал мне.

Ах сколько всего еще он хотел бы ей показать! Сейчас, лежа здесь, в траве, казалось, что они одни на всем белом свете. Как легко было бы забыть, что она младшая сестра Хантфорда. И что через пару месяцев он уезжает в Египет. И что она заслуживает лучшей партии, чем он.

– Я рад, что тебе нравится, – отозвался он искренне. – Мы чуть не забыли про наш завтрак. Как и обещал, мы будем есть самые вкусные сладкие булочки во всей Англии. Идем, провожу тебя к столу.

– К столу?

Джеймс помог ей подняться и, подхватив с земли сумку, сказал:

– Прошу.

Он повел ее к большому плоскому камню, с которого открывался вид на склон. Оливия легко забралась на него и села, свесив ноги с края.

– Вид с твоего обеденного стола просто изумительный. – Она положила ладони на шершавый камень. – Мм, какой теплый. Мне даже захотелось вздремнуть на нем.

– Не сейчас. – Джеймс вытащил из кармана чистый носовой платок и разложил на нем вкусности из булочной и персики, которые порезал на дольки. Он догадался захватить и фляжку с чаем, но не было кружек и чай почти остыл.

– Пикник! – воскликнула Оливия.

– Пожалуй, да, хоть и примитивный. Ты должна все попробовать.

Оливия стянула перчатки и приступила к трапезе: попробовала булочку и от удовольствия даже прикрыла глаза, словно в экстазе, когда вонзила зубки в спелую мякоть персика и капелька сока скатилась по подбородку. Джеймс едва удержался, чтобы ее не слизнуть. Она засмеялась и стерла каплю тыльной стороной ладони, мило покраснев при этом.

Расправившись с едой, они молча сидели, подставив лица теплому ветерку, который заигрывал с волосами и одеждой. Наконец Оливия повернулась к нему – игривые морщинки вокруг глаз исчезли – и начала:

– По поводу нашего вчерашнего разговора… Ты был прав насчет меня.

Черт.

– Мне не следовало говорить так прямолинейно и резко, Оливия. Я просто был расстроен, что ты подвергла себя опасности.

Она покачала головой, и выбившиеся каштановые прядки закачались в такт.

– Одно из качеств, которыми я всегда в тебе восхищалась, – это умение сказать правду, ничего не утаивая. Уверена, ты не способен на обман.