«Отработал ни шатко ни валко, – подумал о нем Петр, закуривая и глядя на город с высоты. – Не профессионал, и это хорошо».

В холле квартиры напротив входной двери висело панно – резьба по дереву – лошади и пальмы. Горюнов купил эту искусную резьбу, которой славились иракские мастера, в первый год службы в Багдаде.

Пахло бирьяни[12], но сильнее всего чесноком и корицей – Зара осваивала иракские блюда, пообщавшись с соседкой. С ней и ее братом она ходила на рынок за покупками.

Зара изменилась с тех пор, как приехала вместе с Горюновым в Багдад. Стала спокойнее и смиреннее, что ли. Она всполошилась, только когда увидела Галиба, пришедшего в парикмахерскую. Словно не лощеный тип с тросточкой зашел постричься, а отвратное, покрытое зеленой слизью, чешуйчатое чудище вползло, оставляя след на кафельном полу.

Зарифа как раз убиралась в парикмахерской в тот день, не доверяя хозяйственности Басира.

Пока Петр общался с Галибом, Басир вышел мести улицу, а Зара, выглянув из подсобного помещения и увидев турка из MIT, тут же спряталась обратно. Но Горюнов успел заметить выражение ее лица.

Галиб в недавнем прошлом заставил ее действовать против своих. Ему она выдала информацию о существовании сына у Горюнова от Дилар и, в общем, отчасти способствовала провалу Петра, как российского офицера нелегальной разведки, после чего для Горюнова события покатились снежным комом. Он и опомниться не успел, как превратился в двойного агента и обрел псевдоним для турок – Садакатли.

Натирая пол тряпкой после ухода Галиба, она делала это с таким ожесточением, что кафель трещал. Петру уже не казалась такой хорошей его же идея взять Зарифу с собой и использовать ее в игре российской разведки с MIT. Совладает ли она со своими эмоциями и агрессией по отношению к турецкой разведывательной организации? Но убрать ее, посадив в России в тюрьму (благо повод она дала), было худшим из двух зол. Вызвало бы подозрения у митовцев в лояльности Садакатли по отношению к ним.

И тем не менее интуиция и опыт подсказывали Петру, что в сложившейся ситуации загнанная в угол турками Зарифа – единственный и надежный союзник.

– А, господин муж! – выглянула с кухни Зара.

«Язвительность ее неистребима», – он покосился на курдянку в сиреневом атаге[13], который ей сам и купил. Куда с большим удовольствием покупал бы наряды для Сашки, но эту строптивицу ведь тоже голой не оставишь. А главное – обязан, жена как ни крути.

– Басир звонил? Приходил? – разуваясь, строго спросил Петр.

Между собой они обычно разговаривали по-турецки.

– Чего ему звонить? – Зара убежала на кухню.

Петр спрятал пистолет в тайник под низким шкафом с резными дверцами и массивным цоколем, где и находился схрон – еще один ствол и патроны. Ничего более серьезного он здесь не держал – были и другие тайники, не в квартире.

«Теперь забегают в Центре, – досадливо поморщился Петр. – Еще бы! Не явился на встречу со связным, хорошо хоть оставил сигнал на мосту». Именно для этого Горюнову необходимо было оторваться от слежки – из опасения, что человек из наружки догадается, зачем объект слежки останавливался на мосту. В тот момент Петр не мог оценить профессионализм топтуна, понял это только, когда ушел из-под наблюдения и… пожалел, что засуетился.

Зара вернулась в коридор с напряженным лицом.

– Почему ты спросил? Ну насчет Басира.

Ее пухлость за последние месяцы ушла, и Петр замечал эти метаморфозы, беспокоясь о психоэмоциональном состоянии девушки. Нервы, нервы… Пребывание в Эр-Ракке среди головорезов, бегство оттуда, давление, оказываемое митовцами, арест в Москве – там она многое думала-передумала, пока ожидала решения своей судьбы. Нервы, нервы…