Пустоты помогают находить друзей, а друзья – это лучший заполнитель пустоты, какой мне известен. Возможно, другие люди оказываются ближе всего к нам в наших поисках Бога. И когда мы совместно ищем Бога друг в друге, наша пустота отступает.

Подруга недавно сказала мне, что ей хотелось бы начать писать, но она не делает этого, потому что не видит в себе ничего хорошего. И у меня появились мысли по этому поводу.

Когда я бросила пить, то начала опасаться свадеб. Я настолько их боялась, что, получив приглашение, начинала судорожно рыдать. На тех свадьбах, где мне довелось побывать, сидела на отведенном месте и притворно улыбалась танцующим, а в глубине души молилась, чтобы никому не пришла мысль пригласить меня на танец. Я старалась казаться сосредоточенной – жевала резинку, поправляла блеск на губах и постоянно бегала в дамскую комнату. В трезвом состоянии боялась танцпола как огня. Раньше я выходила на площадку первой и уходила последней. После тринадцати бокалов шардоне девушка не становится увереннее и сексуальнее, но спиртное заставляет ее считать себя уверенной и сексуальной. На трезвую голову я слишком хорошо осознавала собственные недостатки, чтобы осмелиться выйти потанцевать. Танцы на свадьбе – все равно что прогулка по улице обнаженной. Это тест на уверенность. Люди танцуют группками, поэтому танцы – еще и тест на принадлежность. И, кроме того, надо признать, это тест на умение танцевать. Никогда я не чувствовала себя уверенной, никогда не испытывала какой-либо принадлежности и никогда не умела хорошо танцевать. Наблюдая за тем, как другие пары переступают через запреты и просто отдаются танцу, я ощущала глубокую жалость к себе и Крейгу. Мне казалось, что мы упускаем что-то очень важное – не можем быть настоящей парой и искренне радоваться. И чувствовала себя лузером. Находясь в собственной шкуре, испытывала острую клаустрофобию.

Несколько лет назад вышла замуж моя кузина Наталия. Я в одиночестве сидела за столиком, с улыбкой наблюдая за тем, как люди флиртуют и вытаскивают друг друга на танцпол. Мне было грустно. Поймала себя на мысли, что мне недостает выпивки. А потом заставила себя задуматься более серьезно. Стало очевидно: мне не хватает вовсе не выпивки. Я скучала по танцам, но танцевать-то мне никто не мешал. И тогда я поднялась и присоединилась к сестре и мужу и ко всем моим двоюродным братьям и сестрам, танцующим на площадке.

В тот вечер я танцевала, как никогда прежде. Безумно, неистово, невероятно, без устали. Сестра и муж понимали, что этот танец для меня – важнейший духовный прорыв, и старались держаться рядом со мной. Они очень поддержали меня в тот день. Я танцевала три часа кряду. Моя прическа превратилась в крысиное гнездо, на платье проступили пятна пота, и дважды я чуть не сломала щиколотку, потому что отказалась снять туфли на шпильках. Несмотря на все старания сестры, неловкости избежать не удалось: несколько раз я оказывалась в одиночестве, потому что круги танцующих смыкались без меня. И я неловко пыталась вернуться в круг или просто закрывала глаза и покачивалась, словно погружалась в музыку, не обращая внимания на окружающих. И делала вид, что хотела остаться одна, потому что в моей жизни наступил момент. Иногда нам всем это нужно. И продолжала танцевать – это был мой подарок себе самой.

Я танцевала вовсе не потому, что у меня это хорошо получалось. Мне просто хотелось. Да и никто другой не мог станцевать за меня, будь он даже виртуозом. Если есть желание танцевать – значит, надо танцевать. И неважно, как я танцую, уверена ли в себе, принадлежу ли к группке танцующих. Убеждена: никто не чувствует себя уверенно и никто не считает себя безраздельно принадлежащим группе. Подобная неуверенность – это часть человеческой сущности. Но есть люди, которые танцуют, и им от этого становится весело и хорошо. Даже на смертном одре не буду сожалеть о том, что не умею танцевать так, как Джей Ло. Просто погрущу о том, что танцевала слишком мало.