– Хорошо, почтмейстер, – сказал Достопочтенный Мастер. – Это испытание простое. Все, что от тебя лично требуется, – это стоять на своих двоих на этом самом месте ровно через одну минуту, задача ясна? Ребята, разбегаемся!
Послышался топот ног и шорох одеяний, и где-то вдали хлопнула дверь. Мокриц остался стоять в тишине, темноте и голубиной вони.
Что это могло быть за испытание? Он попытался припомнить весь текст надписи на входе. Тролли? Драконы? Нечто зеленое и зубастое? Он разжал кулак и посмотрел, что передал ему Грош.
Что-то подозрительно похожее на свисток.
Где-то во тьме открылась и захлопнулась дверь. Сразу за этим послышался отдаленный топот лап.
Собаки.
Мокриц развернулся, пересек зал и вскочил на постамент. Для большой собаки это не преграда, но с такой высоты хотя бы удобнее будет отбиваться от них ногами.
А потом раздался лай, и Мокриц не сдержал улыбки. Однажды услышав этот лай, его ни с чем не спутаешь. Лай не был особенно агрессивным, потому что исходил из пасти, способной прокусить череп. Для тех, кто способен на такое, дополнительная реклама не нужна. Новости быстро распространяются.
Какая эрония судьбы! Им удалось раздобыть где-то липвигцеров!
Когда в свете фонаря стали видны их глаза, Мокриц сказал:
– Шлат!
Собаки замерли и уставились на Мокрица. Наверняка они думали про себя: Что-то здесь не так.
Он вздохнул и спрыгнул с постамента.
– Вот что, – сказал он, положил руки обеим собакам на копчик и надавил. – Всем известно, что самок липвигцеров никогда не вывозили из страны. Это повышает цену на потомство… Шлат, я сказал!.. и все щенки до единого обучаются липвигцерским командам. С вами говорят ваши корни, мальчики! Шлат!
Собаки тут же сели.
– Умницы, – сказал Мокриц.
Верно говорил дед: если закрыть глаза на то, что они могут прокусить тебе ногу насквозь, в остальном – милейшие зверюги.
Мокриц сложил ладони лодочкой и крикнул:
– Господа! Можете выходить!
Он не сомневался, что почтальоны прислушивались в ожидании криков и рыка.
Где-то открылась дверь.
– Идите сюда! – повторил Мокриц. Собаки повернулись в сторону кучки приближающихся почтальонов и зарычали долгим непрерывным рыком.
Теперь он отчетливо видел всех членов таинственного ордена. Одетые, разумеется, в мантии, потому что какое же секретное общество без мантий, они откинули капюшоны, и на каждом из господ почтальонов [4]красовался колпак, на котором болтался птичий скелет.
– Мы так и знали, господин, что Толливер всучил тебе собачий свисток, – сказал один из них, нервно поглядывая на липвигцеров.
– Этот, что ли? – спросил Мокриц, разжав ладонь. – Я им не воспользовался. Они от этого только звереют.
Почтальоны вытаращились на сидящих псов.
– Но они… сидят, – сказал кто-то.
– Я могу дать им и другие команды, – деловито сообщил Мокриц. – Мне достаточно просто сказать слово.
– Кхм… там двое наших ребят стоят с намордниками, если вы не возражаете, сэр, – сказал Грош, а Орден попятился назад. – Мы на гегенегетическом уровне побаиваемся собак. Это профессиональное.
– Уверяю вас, власть моего голоса над ними тверже стали, – сказал Мокриц. Скорее всего, полная чушь, зато отменная.
Одна из собак зарычала напряженнее, что обычно бывает прямо перед тем, как животное превращается в боевой снаряд с зубастой пастью.
– Фодит! – прикрикнул Мокриц. – Прошу нас извинить, господа. Мне кажется, вы действуете им на нервы, – добавил он. – Вы, наверное, в курсе, что собаки чуют страх.
– Слушай, мы извиняемся, ладно? – сказал тот, в чьем голосе угадывался Достопочтенный Мастер. – Должны же мы были удостовериться.