– Вы о чем думаете? – Окончив романс, Лиза смотрела на меня удивленно, не видя ожидаемой благодарности.

– Я думаю об Анощенко, – сказал я.

– Ой, – поморщилась она. – Дался вам этот Анощенко. Все равно ничего не докажете, только наживете себе неприятностей. Папа говорит, что вы зря ввязались в это дело.

– Точка зрения вашего папы мне известна, – сказал я.

– Вот вы у него и учитесь. Он в суде работает побольше вашего и на этих делах собаку съел.

– Не спорю, но надо когда-то и мне съесть свою собаку.

– Между прочим, этот Анощенко очень хороший человек, мне про него говорили. А что касается извозчика, то я уверена, что он просто простудился. Пьяный валялся где-нибудь в канаве, вот и заболел.

– Известно, что Правоторов не пил, – сказал я.

– Ну уж и не пил, – не поверила она. – Да где вы видели непьющего извозчика? Все они пьяницы, как один.

– Лиза, – невольно вздохнул я, – не надо так говорить. Есть среди извозчиков пьяницы, но говорить, что все они таковы, неправильно. Говоря нашим специфическим языком, в пользу вашего утверждения нет достаточных доказательств.

– Когда я в чем-нибудь уверена, – с пафосом сказала она, – мне не нужно никаких доказательств.

Я улыбнулся.

– К счастью для нашего правосудия, – сказал я, – вы не сидите в судейском кресле.

– Если вы хотите меня обижать, – она надула губки, – вы можете это делать сколько угодно. Я же говорю только для вашей пользы, тем более что все этим делом недовольны, и губернатор тоже.

– Я это знаю, – сказал я, подбрасывая в камин дрова. – Но я поставил себе за правило поступать сколь возможно только по закону и справедливости и не ставить свои поступки в зависимость от мнения губернатора.

– Не понимаю, почему вы непременно хотите наказать этого несчастного Анощенко?

– Я вовсе не хочу его наказать. Я хочу выяснить истину, и ежели Анощенко виноват, то будет наказан, а ежели не виноват, то наказан не будет. Пока что обстоятельства говорят против него. Он избил человека, избил жестоко, человек этот после избиения заболел и умер. Не поставить в связь эти два события я, как следователь, не могу.

– Вы слишком придираетесь к формальностям, – сказала она с досадой.

– Боюсь, что, если б эти формальности касались вас, вы бы ими весьма живо заинтересовались.

– Благодарю вас, – обиделась она пуще прежнего. – Вы меня уже сравниваете с каким-то пьяным извозчиком.

Голос ее задрожал, в глазах появились слезы. Она отвернулась.

– Милая Лиза, – сказал я поспешно. – Поверьте, я никак не хотел вас обидеть, но давайте не будем обсуждать то, что вам, может быть, не очень понятно.

– Выходит, я так глупа, что это не может быть мне понятно?

– Ничего не выходит. Но в правосудии, как в медицине, каждый считает себя знатоком. Однако это целая отрасль науки, которой надо заниматься профессионально. Вы поймите, не зря же я обучался этому делу столько лет в университете и после него. Так что давайте не углубляться в специальные темы, тем более что нам есть о чем поговорить. Вы будете в субботу на балу в купеческом собрании?

– А вы?

– Это зависит от вас. Если вы там будете, то мне тоже ничего не останется, как быть там.

– А я бы сказала так: если вы там будете, то мне там нечего делать.

– Лиза, я вас прошу, не сердитесь. Ну скажите же, что вы на меня не сердитесь и что будете на балу.

– Может быть, – наконец смягчилась она.

– Если женщина говорит «может быть», это значит «да».

– Глупец вы, братец, несмотря на то что так долго учились в университете и после него, – она улыбнулась, хотя на глазах ее еще блестели слезы.