Чрезмерная бдительность позволила Грозному услыхать шаги снаружи прежде, чем раздался негромкий стук. Царь даже не поменял позу, так как совершенно точно знал, кто стоит за дверью.

Впереди, на берегу реки, уже маячили деревянные крыши строгановской слободы – Орел-городок на Каме, где места пустые, леса черные, речки и озера дикие. Торговый дом Строгановых разбогател во времена опричнины. Русские купцы, по примеру своих протестантских собратьев в Европе, не рядились в богатые одежды, но при этом хранили в своих сундуках несметные сокровища, которые поступали им в руки от хлебной и пушной торговли, но главное – от соляных промыслов. За обещание отыскать на Урале залежи соли и драгоценных металлов царь дал Строгановым привилегии, доступные разве что удельным князьям. В жалованных ей в Прикамье землях, равных по площади небольшому европейскому государству, купеческая семья сожгла лес под пашню, собрала крестьян и даже подняла четыре города с гарнизонами. Все шло замечательно, пока действовала двадцатилетняя налоговая льгота, но как только в 1579 году строгановские поселения были обложены податями, особенно крупными из-за военных расходов государства, в делах начались проблемы. Сначала закрылась добрая половина соляных варниц. Пытаясь возместить финансовые потери, Строгановы стали в открытую грабить местные племена манси и в ответ получили восстание, которое поставило под сомнение существование всего промысла целиком. За восстанием последовал набег пелымского князя из-за Урала, а затем чусовские города стал жечь сын сибирского хана Алей. Назревала катастрофа. Пылало все, кроме окрестностей Орла-городка, по которым и двигался одинокий всадник.

Производить набор казаков для обороны и подавления восстания царь запретил – они были нужны на западных рубежах, но к концу зимы 1581 года было дано разрешение собрать «охочих людей», коих появилось великое множество особенно после заключения перемирия с Речью Посполитой. Потому, нынче в слободке собралась всякого народа тьма. Казаки служилые, казаки воровские, коих царь Иван Васильевич грозился в любую минуту вздернуть на Спасской площади за разбойные нападения на купцов, но в действительности не слишком спешил это делать, местные охотники, следопыты и даже татары.

– Удивительно веротерпим царь московский, – думалось путнику. – К иноверцам как к равным относится, даже чины государственные дает. Обидно как-то. Хотя тут у нас такие бояре православные встречаются, что хуже нехристей. Так что, пожалуй, царю видней.

Нельзя, конечно, не отметить, что данная веротерпимость делала тогдашнее русское государство одним из самых уютных мест для жизни в Европе XVI века, даже, несмотря на все тяготы непрекращающихся войн. Путешественник прекрасно знал о беспощадной религиозной бойне, которая сотрясала весь западный мир, втаптывая в грязь крохотные ростки гуманности, робко проклюнувшиеся на трухлявом пне рассыпающегося феодализма. Набиравшие силу торговые и ремесленные города требовали от старой земельной аристократии поделиться властью и искали для этого идеологические основания. Нашел их некий доктор теологии и монах августинианец, который почти семьдесят лет назад прибил на двери Замковой церкви в Виттенберге девяносто пять тезисов, критикующих продажу индульгенций и другие безобразия в католической церкви. Через три года он был отлучен, через девять лет его поддержала часть князей и городов Священной Римской империи, а еще через некоторое время император объявил войну князьям-протестантам, открыв тем самым столетие кровавой междоусобицы в Центральной Европе.