– Поблагодарить бы тебя, милсдарь, за пищу, да только как обращаться к тебе не знаю, – поляк заговорил по-русски почти без акцента.

– Ах да, прошу меня простить. Жизнь с простыми людьми не настраивает на соблюдение дворцового церемониала. Да и кому он здесь нужен? Григорий Никифоров.

– Ты не похож на простого казака.

– А я и не казак вовсе.

– И все же, предводитель небольшой армии, как я вижу.

– Ты, светлейший пан Адам, – Григорий резко сменил тему, – нынче подумал бы, что о себе ценного сказать. А то ведь могут решить, что ты, не приведи Господи, шпион. Мужик русский, он знаешь какой? Сабелькой чик-чик и нет шляхтича.

Поляк глотнул из фляги и нервно закрутил ус. Его ум лихорадочно искал оптимальное объяснение пребывания должностного лица государства-соперника на территории, фактически принадлежавшей Руси. Грек не дал ему начать.

– Я, пан Адам, вижу два расклада. Либо ты ехал к татарам договариваться о союзе против нас, например, о походе Кучума на Казань, и это нехорошо. Либо ищешь ты здесь в горах что-то. А что – это ты, будь добр, сейчас поведай.

– Ладно, так и быть. Терять уж все одно нечего, – посланец польского правителя тяжело вздохнул и продолжил. – Ни о каком казанском походя я не помышляю, шутка ли сказать. Ищу я здесь волшебный камень, который все превращает в золото.

Григорий чуть не поперхнулся.

– Вот это ты даешь! В жизни такой ахинеи не слышал. А, впрочем, ну-ну продолжай.

– Смеяться не спешил бы, не до смеху. Камень-то чудесный сыскался. Версты две всего на юг. Через сугробы и заросли, но пройти можно.

– Ага, и что, золото-то где? В мошне у тебя? – ирония не покидала Григория. – Превратил уже что-нибудь?

– Да превратишь тут. Не работает он. Не было рядом никого, душой чистого достаточно. Только такому откроется камень.

– Чистого душой, значит, не было? А кто был? Где люди твои, пан Адам? Не один ведь из Польши на Каменный пояс притопал.

– Хитер ты, пан Григорий, как лис хитер. Небось в посольском приказе служил…

– Хорош скакать будто заяц. Я спрашиваю, где твои люди?

– А люди мои сгинули! – выпалил поляк, откусил ломоть мяса и принялся тщательно его пережевывать. – Я один остался. Мерзости всякие творятся на ваших диких окраинах. Ты думаешь, я и был таким оборванцем? Черта с два. Еле живым выбрался.

– Да откуда выбрался, дьявол тебя побери?! – не выдержал грек. – Хватит уже вилять вокруг да около! А ну, говори!

– А я и говорю. Закололи товарищей моих, освежевали и съели, вот что. Твари богомерзкие здесь водятся. Слушай, возьмем казаков, пан Григорий! Возьмем и накажем нечисть! А я тебе камень чудесный открою.

– К бесу камень. Он же все равно не работает.

Григорий резко встал и одернул полог шалаша. Лицо обдал колючий холод. Приближался вечер и мороз, крепкий как поморский мужик, уже вовсю давал о себе знать. Неподалеку столпились казаки. Они живо что-то обсуждали, то и дело, указывая на жилище грека. Среди них были Иван Кольцо и Матвей Мещеряк.

– Эй, Гриша! – воскликнул как всегда импульсивный Иван. – Ты чего, с лазутчиком там толкуешь?

Грек уже подходил к казакам, когда из шалаша показалась встревоженная физиономия поляка с дергающимися усиками. Он явно не спешил показаться на глаза обществу, некоторые представители которого вполне могли оборонять Псков от Батория. Григорий подошел к товарищам и, обернувшись, подал знак рукой скрывавшемуся шляхтичу.

– Хочу представить вам, друзья, пана Адама Каминского, пожаловавшего к нам из самой Варшавы.

Пока пан Адам осторожно приближался к поджидавшей его группе, грек продолжил.