Потом шли в дом и продолжали петь в доме. Не могли остановиться. Под окно подтягивались прохожие. Стояли и слушали: бабка с ребенком, тетка с авоськой, парень с девушкой. Зрителей становилось все больше.

Вера пела, вдохновленная вниманием. Актриса… А актрисе нужна толпа и поклонение.

Вечером, напившись и напевшись, укладывались спать.

Вера обнимала своего пацаненка, как сына, которому нужна защита, и как мужа, который защитит. И как любовника с шелковым телом, легким дыханием и мужской силой.

Вера любила на него смотреть.

Большая луна в окне, спящий Александр. Он спал в позе бегуна: одна нога вытянута, другая согнута в колене. Куда ты бежишь, мой мальчик милый?.. У Веры наворачивались слезы. Она знала, что у этой любви нет перспектив. Куда там… Разница в десять лет. И эта разница видна.

Александр в свои двадцать пять выглядел на пятнадцать. А Вера выглядела на свое. Они смотрелись как тетка с племянником. Вера была выше на полголовы и как-то определеннее.

Вера любила слушать Александра и смотреть на него: шея, как столб, глаза, как у ястреба, все видит, все знает, наглый и добрый. Не гнида высокомерная, хоть и генеральский сын.

Руководство Театра киноактера затеяло строительный кооператив.

Александр сказал Вере:

– Я дам тебе денег на половину квартиры. А остальные доставай где хочешь.

Половина суммы – это лучше, чем ничего. Вторую половину Вера одолжила у всех, у кого смогла.

Деньги одалживали туго, но все-таки одалживали. Не может же человек вечно жить в кулисах. Все это понимали.

Кооператив построили в хорошем месте. Близко к центру и близко к базару. Вера получила свою собственную квартиру. Свое жилье. Впервые в жизни, если, конечно, не считать детства и ранней юности.

У нее появился свой чешский диван, который раскладывался на ночь и превращался в просторное ложе. А утром собирался и становился уютным диваном. К нему полагался высокий ящик для белья. В этот ящик помещались подушки, одеяло и можно было влезть самой.

У кого еще есть такая роскошь и красота? Может, у кого-то есть и получше, отдельная спальня, например, плюс отдельная гостиная и даже кабинет. Но Вере и так хорошо. Счастлив не тот, у кого много. А тот, которому достаточно.

Вере было абсолютно достаточно. Кухня – девять метров, и комната – восемнадцать. Куда же больше…

Александр закончил режиссерские курсы и получил свою первую постановку.

Он пригласил Веру на главную роль, сделал кинопробы.

Вера не смотрелась героиней. Не хватало блеска и самоуверенности. Не хватало красоты и стервозности. И молодости тоже не хватало. Пришлось сдвинуть ее на эпизодическую роль. Но и эпизод – счастье. Вера практически не снималась. Ее обходили вниманием. Ее просто не замечали. Есть она, нет ее – ничего не меняется.

И вдруг такая удача – молодой режиссер, современный сценарий, полноценный эпизод. Да еще и любовь в придачу, и отдельная квартира. А в квартире что ни вечер – праздник. Приходили друзья – в основном это были друзья Александра: архитекторы, начинающие режиссеры, актрисы – подруги режиссеров. Пили и пели. Было весело. Однажды перевернули аквариум. Рыбки трепыхались на полу. Вера помчалась на кухню, принесла кастрюлю с водой и стала подбирать рыбок с пола, опускать в воду.

Александр смотрел на эти действия, и слезы наворачивались на глаза. Вера казалась ему идеалом человека, она умеет сочувствовать всему живому: цветам, бессловесным рыбкам и даже мухам. Она их не убивала. Она их выгоняла.

У Веры завелась мышь, Вера ее подкармливала. Оставляла в блюдечке хлеб, смоченный подсолнечным маслом. В Вере не было ничего хищного, себялюбивого, что так свойственно молодым актрисам. Жила как живется, как течет вода в речке. Ничего для себя не просила. Дадут – хорошо. Обидят – не сопротивляется, только лицо становится вытянутым, как у козы.