Девочка подошла ближе и, когда ее вытянутые руки коснулись деревянного забора, остановилась. Кожа ее была бледная, по носу и щекам рассыпались веснушки, всклокоченные волосы давно нуждались в расческе, а грязное платье уже вряд ли получилось бы отстирать от пятен травы и земли.

"Видимо, не особо тут следят за детьми," – подумала Ира.

– Вы к Марье пришли? – вдруг спросила девочка тонким голоском, и слепой взгляд ее устремился куда-то вдаль.

Ире вдруг стало жутковато от вида этого неухоженного, грязного ребенка. Мурашки пробежали по ее спине. Взяв себя в руки, она улыбнулась и ответила максимально радостным тоном:

– Нет, я внучка Тамары Петровой, мы ищем ее дом. Хочу посмотреть, где она жила, перебрать вещи. Может, фотографии найду…

– Да? – тихо и растерянно спросила девочка.

Ира с Ваней переглянулись.

– Да, – ответила Ира и пожала плечами.

Девочка подняла голову и уставилась на Иру пустым взглядом. А потом рот ее странно и искривился, и она закричала пронзительно и громко:

– Марья! Марья! Мааарья-ааа!

Ире хотелось заткнуть уши, а девочка все кричала и кричала. Дверь ветхого домика распахнулась, и оттуда выбежала старушка в белом платочке: худая и очень бледная. Беспокойно оглянувшись по сторонам, она быстро засеменила по траве к девочке. Добежав до девочки, она схватила ее за плечи и легонько встряхнула. Девочка перестала кричать и ослабла в руках старушки. Голова ее безвольно опустилась на грудь.

– Ой, Зоюшка, сколько раз тебе повторять, не кричи так громко, всех кур у соседей, наверняка, опять распугала. Придется идти искать, а то Анфиска изворчится вся…

– Бабушка… Надо звать Марью! – ответила девочка тоненьким голоском, набрала воздуха в легкие и снова собралась было закричать, но старушка зажала ей рот белой морщинистой ладонью, усыпанной старческими пятнами.

Ира порылась в карманах и достала оттуда пару леденцов.

– Возьми, Зоюшка, это конфеты. Ты же любишь конфеты? Если любишь, то я тебе потом ещё принесу.

Девочка с опаской протянула маленькую ладошку в щель забора, а когда Ира положила на нее леденцы, сразу же зажала их в кулак и поднесла к носу. Старушка посмотрела на Иру грустным взглядом.

– Глупенькая она у нас. Зрения нет и в головушке тоже, видно, чего-то нет, – старушка погладила девочку по голове, не отрывая, при этом, взгляда от Иры, – а вы что же тут? Кто такие? Какими судьбами?

Ира, шокированная всей этой сценой, не сразу сообразила, что ответить.

– Эээ… Я внучка Тамары Петровой. Даже не знаю, как вам объяснить… Я росла без отца, и бабушку никогда не видела, узнала о ней только недавно, нам пришло письмо… Несмотря на то, что ее уже нет, я решила приехать, посмотреть ее дом, и как она жила.

– Да, Томы теперь нет, но она со дня на день придет, – ответила старушка, продолжая гладить по голове девочку, которая уткнулась ей в подол, – так что, раз уж ты внучка, ступай пока к ней. Ключ у нее всегда под ковриком у входа лежит. Вернется, все сама тебе тут покажет.

Ира, бледная и напуганная, смотрела то на Ваню, то на старушку в белом платке, то на девочку.

– Извините, то есть как так – вернется? Она же умерла.

Старушка изменилась в лице – глаза ее расширились, губы сжались, подбородок задрожал. Она оглянулась вокруг, словно боялась, что кто-то мог их подслушать, а потом отстранилась от девочки, подошла ближе к забору и сказала строго:

– Что же ты такое говоришь? Живая Тома. Живая – такая же, как ты и как я… Вернется скоро, увидишь своими глазами.

– Откуда вернется? – спросил Ваня, и старушка, казалось, только сейчас впервые взглянула на него.