Когда я познакомилась с ней поближе, я удивилась: она не была женой «нового русского», как большинство мам, привозящих в дорогую частную школу своих детей. Она была деловой женщиной, имела свое дело и много зарабатывала. У этой женщины был нюх на деньги: она чувствовала, что сейчас нуждается в спросе, легко перестраивалась под потребности рынка.

Она мне была очень интересна как денежный человек, как человек, который легко и уверенно создает деньги. Я сравнивала себя с ней, чтобы понять – чем мы отличаемся, что она такого умеет, чего не умею я…

Однажды, когда я шла на работу в школу, я увидела под ногами монету. Это была монетка какого-то маленького достоинства. У меня мелькнула мысль поднять ее, но я сразу махнула рукой – буду я эту мелочь поднимать! Тем более что монета лежала в месиве грязного снега. Я гордо прошла мимо.

Через какое-то время, выйдя с детьми на улицу, я увидела эту женщину. Она шла по школьному двору, и я залюбовалась ею: на ней была шикарная шуба из опоссума, которая просто струилась по ней до самой земли.

И вдруг, дойдя до того места, где я увидела монету, она остановилась, присела, так что ее шикарная шуба окунулась в это снежное месиво, подняла монету, протерла ее и положила в карман шубы.

На ее лице я прочла удовлетворение – она нашла деньги!

Я была поражена. В эту минуту я поняла, чем мы отличаемся. Тем, что по-разному относимся к деньгам. Она, в отличие от меня, их ценит и уважает, каждую монету уважает, поэтому, наверное, и деньги так ценят и уважают ее.

А я, со своей мнимой гордыней, заявляю:

– Это не деньги, такие деньги мне не нужны!

А ей нужны любые деньги. Она их видит, чувствует, ценит. И они это знают и тянутся к ней.

Я уверена сейчас: наши деньги-партнеры любят, когда их ценят и уважают. Причем любые деньги, независимо от достоинства денежной купюры или монеты.

Они любят, когда их ценят, дорожат ими, берегут их.

Я сама не раз в жизни испытывала некую досаду от того, как я распоряжаюсь деньгами. Я понимала, что мои бездумные траты или потеря контроля над деньгами, когда не знаешь, куда они ушли, не можешь свести концы с концами, – неправильное отношение к деньгам. И ситуации, когда покупаешь что-то ненужное, неважное или недорогое, но – туда сто рублей потратила, сюда семьдесят рублей, – а потом не досчитываешься крупной суммы, – говорили мне, что я не ценю, не уважаю деньги. Что так легковесно, неуважительно рассеивать их по жизни – неправильно!

Изменить отношение к деньгам мне помог анекдот.

– Раскольников, вы зачем старуху убили – у нее и было-то всего два рубля?

– Ну и что, пять бабок – уже десятка.

Услышав его в первый раз, я рассмеялась, но, делая какую-то незначимую покупку, вдруг поймала себя на мысли, что цена ее, выраженная в количестве старушек, которых для этого надо было бы убить Раскольникову, – приобрела совсем другой смысл.

И для меня эти мифические «потенциально убитые» старушки стали средством от пустых трат.

И я не раз с улыбкой пересчитывала цену какого-то товара на количество потенциально убитых Раскольниковым старушек. Это позволяло мне бережней относиться к деньгам. Потому что кофточка за триста рублей приобретала цену ста пятидесяти убитых старушек и сразу теряла всю свою привлекательность. Товар ценой в тысячу рублей – это пятьсот убитых старушек. Поневоле задумаешься о такой цене.

И я, отказываясь от покупки, в ценности которой не убеждалась, говорила улыбаясь:

– Пусть живут старушки…

Это был короткий этап – мое бережное отношение к деньгам, за которым стояло бережное отношение к жизни старушек. В тот момент я еще не умела ценить и уважать деньги и, главное, ценить и уважать себя, свой труд, свой вклад. «Старушки» были неким эквивалентом ценности.