Жизнь била ключом. Я даже не представляла себе, что будет, когда к учебе и подготовке к защите прибавится еще и работа. В довершение ко всему, дабы окончательно заморочить мне голову, пришло письмо от Эрьяра – того самого французского математика, с факта ошибки которого начался мой сизис. Коллеги дружно уверяли, что он оказал мне огромную честь, начертав письмо от руки, а не набрав на компьютере. Однако честь эта явно была мне не по силам.

Разумеется, письмо было написано по-французски, и я не очень удивилась, когда сумела разобрать без словаря только неоднократно встречающееся слово «миллион». Удивило меня другое – что и со словарем я добилась ровно того же. Я обратилась к своей подруге Насте, преподающей иностранные языки, и после долгих мучений она призналась, что такого мерзкого почерка никогда и вообразить не могла. Даже познакомившись с моим.

Так я и осталась при миллионах, и размышление о них украшало редкие минуты моего досуга. Иногда я думала, что мне выражают миллион благодарностей за обнаруженную ошибку. Или с французской галантностью шлют миллион поцелуев. В моменты особого безденежья я позволяла себе упиваться мечтой о том, что мне за выдающиеся заслуги предлагают миллион евро. А порой горестно представляла, как оскорбленный Эрьяр обрушивает на мою голову миллион проклятий… В общем, в этой недосказанности была своя романтика. Мне это больше всего напоминало ситуацию с одной из моих статей, название которой в математическом сборнике по ошибке не допечатали до конца и вместо скучного «О сходимости рядов над многомерными полными полями» получили «О сходимости рядов над…». Согласитесь, каждому захочется хотя бы заглянуть в подобный шедевр, дабы узнать – над чем же? А если учесть, что многоточием обычно обозначают нечто нецензурное, легко себе представить, сколько простодушных читателей мне удалось заманить!

В начале октября я обнаружила, что мой сизис дорос до самого омерзительного этапа – пора снова оформлять документы. Я знала, что кучу всяких бумаг требуется собрать не только перед написанием диссертации, но и после, однако старалась об этом не думать, поскольку иначе мои нервы могли бы не выдержать и я махнула бы на сизис рукой. Теперь оттягивать дальше было нельзя – если я хочу защититься в этом семестре, надо поторопиться. И, заранее стеная, я отправилась в отдел аспирантуры.

Первые же минуты убедили меня, что стенала я весьма прозорливо.

– О какой защите идет речь, – фыркнула столь знакомая мне дама, заседающая в кабинете, – если у вас не сдан кандидатский минимум?

Я охнула и схватилась за сердце.

– Ну, специальность, правда, сдана, – смягчилась она, – а философия с английским – нет. Так что сдавайте.

– Я же их сдала, – с трудом выдавила я. – У меня даже записано когда. И кому.

– А должно быть записано у меня, – отрезала дама. – После каждого экзамена я получаю протоколы. А ваших протоколов здесь нет. Значит, экзамены вы не сдавали. И вообще, вечно вы морочите мне голову! Почему я должна сидеть тут и вам отвечать?!

Горем убитая, я, даже не ответив «потому что это ваша работа», отправилась в кафе, где, презрев законы экономии, истратила все имеющиеся в кошельке деньги на взбитые сливки. Это безумство, как я и ожидала, сказалось на мне положительно. Я поняла, что, во-первых, живут же некоторые люди без диссертации, и ничего. А во-вторых, не все потеряно. Потеряны протоколы, но их можно найти.

Где искать протокол по философии, я догадывалась. Мне ли, столь ловко обнаружившей собственный реферат, не знать тайников философов!.. Вздохнув, я кружным путем отправилась в университет. Кружной путь объяснялся невозможностью за неимением денег воспользоваться маршрутками.