Мысль о мониторах напомнила Льву об отключенной сигнализации и, в частности, о выключенной камере в коридорчике, соединяющем спальню Развалова и «музей». Если верить словам Бориса, хозяин предпочитал оставлять эту камеру включенной, да и логика подсказывала, что такое решение вполне оправданно. В сам коридор можно было попасть из нескольких точек, но в помещения с экспонатами путь вел только из коридора. Вполне уместно было держать эту территорию под наблюдением, чтобы знать, откуда появится потенциальный вор.

Тем не менее в ночь убийства камера была выключена.

«Понятно, что для убийцы это было очень удобно, – резюмировал Гуров, тормозя перед Управлением. – Ведь, чтобы попасть в спальню Развалова, ему неминуемо нужно было пройти по коридору, и если бы он в эту ночь „просматривался“, мы уже знали бы убийцу в лицо. Однако ничего такого не случилось. Кто же так заботливо подготовил это „удобство“, вот что я хотел бы знать. Сам хозяин, по легкомыслию и рассеянности, сделал убийце этот подарок, или кто-то из соучастников, помогавших преступнику в доме, вовремя подсуетился?»

Когда Лев подошел к своему кабинету, дверь оказалась незапертой, и, войдя, он увидел Крячко, сидевшего за столом.

– Физкульт-привет! – бодро произнес Лев. – Давно прибыл?

– Минут за пять перед тобой.

– Так я и знал. Каждый раз, когда ты бываешь нужен, обязательно пропадаешь куда-нибудь на полдня.

– А я был тебе нужен? – с непередаваемым трагизмом в голосе спросил Стас. – Так ты бы хоть сказал, хоть намекнул, я бы все бросил, всех преступников послал бы к чертям и помчался бы к тебе, ненаглядный мой.

– Ну да, свежо предание, – проворчал Гуров. – Знаю я, как ты мчишься. Но раз уж сейчас ты здесь…

– Сейчас, между прочим, уже конец рабочего дня. Так что, хотя я и здесь, но уже практически как бы и не здесь, и, учитывая, что рабочее время…

– Стас, заткнись! – устало взглянув на говорливого друга, оборвал его Лев. – У меня серьезное дело, можно и задержаться немного в конце рабочего дня. Не растаешь.

– Да? А кто мне сверхурочные заплатит? – не унимался Крячко. – Я, между прочим…

– Убью сейчас! – Поискав глазами на столе что-нибудь тяжелое, Гуров схватил дырокол и замахнулся, целясь в него.

– Ладно, ладно, сдаюсь, – сделал испуганное лицо Стас и поднял руки. – С неадекватными личностями предпочитаю не связываться. Что там за дело у тебя? Говори уже, раз все так фатально обернулось.

– Дело, которое меня интересует, как раз у тебя, – ставя дырокол на место, ответил Гуров. – Ограбление коллекционера Развалова ты разрабатываешь?

– А, это, – сразу сник Стас. – Да уж, это дело так дело. Серьезнее не придумаешь.

– Из-за него ты сегодня ныл полдня?

– Так уж и полдня, – недовольно скривился Крячко. – В кои-то веки горем захотел поделиться, думал, друг у меня есть, посочувствует, утешит. А что вышло? Одна только грубая черствость и издевки в ответ.

– Так, значит, дело оказалось сложным?

– Сложным? Хм! Нет, можно, конечно, и так сказать. Но слово «безнадежное», на мой взгляд, гораздо точнее описывает сложившуюся ситуацию. Хочешь верь, хочешь нет, а целую неделю я тут кругами, как савраска, бегал, миллион человек опросил, со всеми поговорил, все обстоятельства разузнал, а в итоге – ноль. Ни единой зацепки! Вообще. Такое ощущение, что картины эти сами в воздухе рассеялись, от древности в первовещество превратились.

– Как вошли воры, непонятно? – понимающе взглянул на напарника Гуров.

– Вообще непонятно, Иваныч! – с чувством ответил Стас. – Вот просто категорически непонятно. Там у него такая сигнализация – мышь не проползет. Да люди еще дежурят. И что ты думаешь? Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. А картины исчезли. Сигнализация, от которой коды только сам хозяин знает, была отключена, а охрана, дежурившая во дворе, клянется и божится, что никто в дом не заходил.