Я поблагодарила Илью за проявленный интерес. Отвечать на его вопросы не было смысла, ни в Англии, ни в других европейских странах никто не пускается в подобных случаях в пространные разглагольствования. Это только в России на вопрос о том, как дела, можно услышать подробный отчет за весь период, прошедший со времени последней встречи. А если люди только познакомились, то запросто могут выложить друг другу полную биографию. Сейчас был не тот случай. Дабы обменяться любезностями, я спросила подростка о его настроении перед началом нового жизненного этапа. Илья обескураженно почесал висок. Похоже, репетитор обошел эту лексику стороной.

– Бабуля! – радостно крикнул подросток, и все семейство обратило свои взгляды на лестницу.

По ней неспешно спускалась женщина в седом парике. По мере приближения я смогла разглядеть ее лицо – она выглядела лет на 55–57. Но весь ее облик был пронизан какой-то старомодностью, будто она выплыла из семидесятых годов прошлого века. На Елизавете Константиновне были широкие черные брюки, волочащиеся по полу, и длинная трикотажная блуза мышиного цвета с воротником-стойкой. Именно так одевались героини французских фильмов той эпохи.

– Бабулечка, какая ты сегодня… – Сонечка замешкалась, подбирая нужное слово.

– Красивая, – нашелся Дмитрий.

Бабушка подошла к столу, поцеловала внучку в темечко и села на свободный стул рядом с ней.

– А чего это вы ничего не едите? – поинтересовалась Андреева-старшая. – Неужели меня ждали? Я могла бы еще задержаться, если бы стала досматривать сериал. Но представляете, проголодалась. Итак, что у нас сегодня на ужин?

– Ростбиф, – сказала Алена и подмигнула мужу.

– Мама, я хочу тебя кое с кем познакомить.

– С кем? – спросила Елизавета Константиновна, глядя на сына, а не на меня.

– Мама, это, – Дмитрий сделал жест рукой в мою сторону, – Евгения. В наше отсутствие она будет заниматься вопросами безопасности.

Бабуля мельком взглянула на меня и с беспечным равнодушием произнесла:

– Пусть занимается, если ты, Митя, считаешь, что это так необходимо.

За столом возникла немая пауза. Мне показалось, что Дмитрий с Аленой ожидали другой реакции, но ее не последовало, они с облегчением выдохнули и принялись за ростбиф, типичное блюдо английской кухни. У Сонечки было другое меню, перед ней стояла тарелка с молочной гречневой кашей. Она ковырялась в ней без всякого удовольствия. Илья отрезал кусок запеченной на решетке говядины, отправил его вилкой в рот и, не успев пережевать, стал что-то говорить на английском. Делал он это отрывисто, с короткими гласными и глотанием «h» в начале слов. Я с трудом разобрала, что это был ответ на мой вопрос. С тем же йоркширским акцентом, усугубляемым наличием пищи во рту, подросток говорил, что настроение у него хорошее, поскольку к новому этапу в своей жизни он готовился давно, и он точно знает, что все будет хорошо.

– А теперь на русском, пожалуйста, – попросила бабуля.

– Пусть она, – Илья кивнул в мою сторону, – переведет.

Все с интересом уставились на меня, разве что Елизавета Константиновна явила полное равнодушие к тому, справлюсь ли я с переводом.

– Как жаль, что мы не нашли вас раньше, – посетовала Алена, когда я закончила переводить. – Вы бы еще лучше подтянули Илюшу. Между нами говоря, репетитор, с которым наш сын занимался, в последние месяцы халтурил. Он дал ему все, что мог, за полгода, а затем только занимался повторением.

– Илья, – обратилась к внуку Елизавета Константиновна, – у тебя еще есть шанс отказаться от учебы за границей. Если ты хочешь остаться здесь, скажи, я тебя поддержу.