– Тут. С матерью Аурелией.

– Но сес…

– Их перенесли. Положили в новых гробах под специальный алтарь. Тут.

И опять она указала на юго-восточный угол.

– Когда? – воскликнули мы хором.

Сестра Бернар закрыла глаза. Сморщенные древние губы шевелились в безмолвных подсчетах.

– В тысяча девятьсот одиннадцатом. Я стала послушницей в том же году и помню, потому что несколько лет спустя церковь сгорела и ее заколотили. Мне приказали ходить туда и класть на алтарь цветы. Мне это не нравилось. Страшно было ходить туда совсем одной. Но я старалась ради Господа.

– Что случилось с алтарем?

– Убрали где-то в тридцатых. Он теперь в часовне Младенца Иисуса, в новой церкви.

Старушка сложила салфетки и принялась собирать чашки на поднос.

– Когда-то могилы отмечали именными дощечками. Теперь туда никто не ходит. Дощечки давно исчезли.

Мы с отцом Менаром посмотрели друг на друга. Он слегка пожал плечами.

– Сестра, – снова начала я, – вы сможете показать нам, где могила Элизабет?

– Bien sûr[7].

– Сейчас?

– Почему бы нет?

Фарфор звякнул о фарфор.

– Оставьте тарелки, – сказал отец Менар. – Пожалуйста, наденьте пальто и ботинки, сестра, и пойдем.

Через десять минут мы снова очутились в старой церкви. Погода не улучшилась, даже наоборот – стало еще более холодно и мокро. Так же завывал ветер. Так же скребли по доскам ветви деревьев.

Сестра Бернар выбрала неприметную тропинку вдоль стен церкви, мы с отцом Менаром подхватили старушку под руки. Она казалась хрупкой и невесомой.

Монахини следовали за нами, словно толпа зрителей, сестра Жюльена приготовила блокнот и ручку. Ги держался позади всех.

Сестра Бернар остановилась рядом с нишей у юго-восточного угла. Она надела поверх покрова бледно-зеленую шляпу ручной вязки, крепящуюся под подбородком. Старушка вертела головой во все стороны, искала приметы, пытаясь сориентироваться. Глаз отвлекался на единственное пятно света в темной церкви.

Я махнула Ги, чтобы переставил фонари. Сестра Бернар не обращала внимания. Чуть погодя монахиня отошла от стены. Взгляд налево, направо, налево. Вверх, вниз. Она снова огляделась и прочертила каблуком линию на земле. Или попыталась прочертить.

– Она здесь. – Визгливый голос эхом отдался от каменных стен.

– Вы уверены?

– Она здесь.

Сестра Бернар не страдала неуверенностью.

Мы все посмотрели на линию.

– Они в маленьких гробах. Не в обычных. Оставались только кости, поэтому все положили в маленькие гробы.

Сестра Бернар показала своими крошечными ручками детский размер гроба. Рука дрожала. Ги осветил место у ее ног.

Отец Менар поблагодарил древнюю монахиню и попросил двух сестер проводить ее в монастырь. Я смотрела, как они уходят. Сестра Бернар напоминала ребенка: такая маленькая, что край пальто подметал грязный пол.

Я попросила Ги перенести и другой прожектор на новое место. Потом принесла зонд, установила кончик там, где указала сестра Бернар, и налегла на т-образную ручку. Не идет. Здесь земля не растаяла. Я взяла плиточный зонд, чтобы ничего не повредить под землей, а круглый кончик не так легко проходит сквозь промерзший верхний слой почвы. Я попыталась снова, сильнее.

«Полегче, Бреннан. Вряд ли им понравится, если ты повредишь гроб. Или проделаешь дыру в черепе несчастной сестры».

Я сняла перчатки, ухватилась за рукоятку, надавила снова. На сей раз поверхность поддалась, зонд вошел в верхний слой почвы. Подавляя нетерпение, я закрыла глаза и проверила землю в поисках мгновенных изменений в структуре. Уменьшение сопротивления означает воздушное пространство, где что-то разлагалось. Более того, оно означает присутствие под землей костей или других предметов. Ничего. Я вытащила зонд и повторила процесс.