– Хорошо, забери стакан и выкатывайся оттуда немедленно! Когда узнаешь, какое метро поблизости, позвони мне, я туда подъеду. Все, действуй.

Марина даже не успела его поблагодарить, в трубке уже пищали гудки отбоя. Она вытерла слезы, глубоко вздохнула, чтобы хоть немного взять себя в руки, и тут заметила брошенный на диване шелковый мужской халат. Взяв его, она протерла телефон и вздрогнула от мысли, что придется идти в спальню и вытаскивать стакан из-под кровати. Тиская в руках синий шелк халата, она подошла к дверям спальни. В полумраке белели простыни, ближе к окну лежал он… Как завороженная смотрела Марина на мужчину и не могла сдвинуться с места. Казалось, сейчас он пошевелится, поднимет голову… Девушка глубоко вдохнула и задержала дыхание, будто в воздухе уже мог витать трупный запах… За окном завопила автомобильная сигнализация, и это побудило её к действию. Марина подпрыгнула и принялась машинально протирать халатом все подряд, стараясь не смотреть в сторону кровати, но взгляд, то и дело возвращался к лежавшему на спине, накрытому по пояс легким одеялом мужчине.

Опустившись на колени, Марина достала стакан и опрометью бросилась в коридор. Засунув стакан в сумку, она немного помедлила и затолкала туда же халат, затем вытащила его и засунула в платяной шкаф прихожей. Затем обулась, набросила на плечи полушубок и, прильнув к дверному глазку, долго смотрела на пустую лестничную клетку. Убедившись, что там никого нет, девушка открыла два довольно простых для такой квартиры замка и вышла на площадку.

Накладывая грим, Ирина не могла не отметить, что в последнее время стала выглядеть хуже: волосы потускнели, под глазами залегли темные круги, лицо расплылось, впрочем, как и вся фигура, что для актрисы было совсем уж недопустимо. «Надо бы заняться собой, – вяло подумала Ирина, – сесть на диету, меньше курить…» Хотя она знала, что делать этого все равно не станет – не было ни сил, ни желания. После ухода мужа, пылко, фанатично обожаемого ею Павлика, к какой-то мочалке из второго актерского состава, причем ухода громкого, скандального, долго и с наслаждением обсуждавшегося всем театром, Ирина утратила любовь к жизни. Первое время подумывала даже покончить с собой, но не хватило смелости, и тогда Ирина погрузилась в состояние какой-то душевной комы. Внешне это была спокойная, невозмутимая женщина, полностью игнорирующая бесконечные шепотки за спиной, косые взгляды, кривые, сочувствующие улыбки. И всем было невдомек, что творится за этой спокойной маской. Уйти в другой театр Ирина не могла, актрис ее уровня повсюду было навалом, так что приходилось каждый день, как на казнь, идти на работу. Особенно мучительно было играть с Павликом в одном спектакле…

Заметив, что уже битый час смотрит в зеркало, опустив руки, а до начала спектакля остается пятнадцать минут, Ирина спешно закончила гримироваться, надела длинное платье эпохи Екатерины и собиралась закурить, но остановила сама себя – после сигареты садился голос, появлялась заметная отдышка. «Паша тоже сегодня играет со мной, и эта его… эта…» – подумала Ирина. Ее лицо скривилось, а рука сама взяла сигарету, сунула ее в густо накрашенные губы.

Пьеса «Алифея Салливан», эдакий гротеск написанный молодым модным автором, демонстрировалась на малой сцене. Смешение эпох, костюмов, речи, придавало пьесе оттенок бредового пафоса, да и смысл был весьма расплывчат: Алифея – ее играла Ирина – безответно и трагично влюблена в вероломного мистера Салливана (Павлика). Он же вполне хорошо чувствует себя в обществе Вероокки, которую играет та… эта… Алифея обманным путем выходит-таки замуж за Салливана, безнаказанно травит его и зачем-то удочеряет Вероокку. Видимо из каких-то высших побуждений глумления…