– Ты с кем только что разговаривала? – не отрывая глаз от меленьких синих цветочков на застиранной белой наволочке, спросила Баба Катя.
– А-а-а... М-м-м... Ни с кем! То есть вот совершенно ни с кем! – Ирка нервно переложила подушку под другую руку, а носком кроссовка шаркнула по линолеуму, точно откидывала с дороги бумажку или банановую шкурку. Но на полу, как и на стене, тоже ничего не было! Ирка засмущалась еще больше. – Я это... Английские глаголы повторяла!
– Хортица... Ты говорила по-русски!
– А-а... Э-э... Я английский сейчас так хорошо знаю, что мне все равно на каком языке, вот и перепутала!
– Хортица! Не делай из меня идиотку!
– Я не делаю, Екатерина Семеновна, зачем мне? – искренне запротестовала Ирка... и осеклась. Фразочка прозвучала двусмысленно.
– А подушка тебе зачем? – сквозь зубы процедила Баба Катя.
Ирка дико уставилась на стиснутую под мышкой подушку... поняла, что все равно пропадать... и, преданно глядя Бабе Кате в глаза, задушевно выдала:
– Вы не поверите, Екатерина Семеновна – я так устала за год! – и крепко прижала подушку к груди.
– Поверю, Хортица, поверю! – также задушевно откликнулась Баба Катя. – Сколько от тебя неприятностей было в этом году – кто угодно б устал! То тебя похищают...
– Меня похищают – и от меня же неприятности?
– Так ведь именно тебя – никого другого не тронули!
– А лучше, чтобы всю школу разворовали? – возмутилась Ирка.
– Лучше, чтобы тишина и спокойствие! А вокруг тебя то старшеклассниц прыщами обсыплет...
– У них возраст такой!
– То Андрея из одиннадцатого класса змея укусит...
– Не я ж его укусила!
– А хуже всего был твой немецкий отчим!
– Отчим-то что сделал?
– Не спорь с преподавателем, Хортица! Проблема в том, чего он НЕ сделал!
Ирка вздохнула, сдаваясь. Бабу Катю отчим и впрямь кинул: обещал ремонт в классе и не сделал. Хоть проси для него отпуск из Пекла, куда Ирка его засунула, – разочарованная в ожиданиях Баба Катя устроила Ирке натуральное Пекло на земле![2]
– Теперь еще и это! – Баба Катя обвиняюще ткнула пальцем в подушку. – Хортица, проблемных детей не любят!
Ирка печально опустила уголки рта и старательно изобразила греческую маску трагедии.
– А может, мы потому и проблемные, что нас никто не любит! – очень натурально всхлипнула она.
– Наглеешь, Хортица! – с мрачным удовлетворением заключила Баба Катя. Пронзительно задребезжал звонок, и толпа учеников грохочущим потоком хлынула по коридору, распадаясь на мелкие ручейки перед классами. – Не знаю, в какие игры ты тут играешь, но быстро вернула подушку на место и марш на занятия! И чтоб возле директорского кабинета я тебя больше не видела!
– Не увидите, Екатерина Семеновна! – радостно выпалила Ирка...
Баба Катя растерянно огляделась. Девчонки перед ней не было. Вот только что стояла, с дурацкой подушкой в обнимку... и исчезла, будто сквозь линолеум провалилась!
– Кажется, я тоже устала за этот учебный год! – Баба Катя посторонилась, пропуская в класс галдящую толпу учеников.
Хлоп! Хлоп! Звуки хлопающих ударов, будто мягкая подушка долбит в стену, продолжали доноситься из совершенно пустого – ни одного человека! – коридора. Баба Катя с грохотом захлопнула дверь класса, словно отгораживаясь от прущего из коридора чудовища. Хлипкая филенка немедленно дрогнула от обрушившегося на нее удара. Но выглядывать в коридор снова Баба Катя не стала.
Полураздавленное существо с ненормально большой головой и крохотным тельцем корчилось на линолеуме, судорожно суча коротенькими ручками-ножками. Ирка походя добила его подушкой. Его шустрый приятель тем временем уже примеривался к дверце директорского кабинета – завидев вооруженную подушкой Ирку, торопливо вытянулся струйкой серого дыма и принялся всасываться в замочную скважину. Не успел. Удар подушки развеял серое облачко по коридору – дымок снова стянулся в одну точку, превращаясь в большеголовую карикатуру на ребенка. Бам! Ирка попыталась припечатать его к стене, но «ребеночек» увернулся из-под удара. На дебильном личике возникло выражение жестокой радости, и он плеснул Ирке в лицо из зажатой между паучьими пальчиками лабораторной колбы. Ведьмочка шарахнулась в сторону – струя пролетела мимо и плюхнулась на пол, выжигая в линолеуме уродливую черную дыру.