Он смотрит на листок бумаги, который выдал ей раньше, с персональными вопросами: памятные даты, имена домашних питомцев, имена родителей, прозвища, памятные места.

– Да, – она пододвигает листок к нему, и он вкладывает его в визитницу.

– Прекрасно, – говорит он и обращается к Беверли: – Готово.

Она медленно встает.

Они вместе идут к двери, и Беверли произносит:

– До связи.

Никаких упоминаний о квартире с мерцающим огоньком.

После их ухода Лили на какое-то время замирает на месте. Она оглядывает квартиру, как делала сотню раз с тех пор, как Карл не вернулся домой во вторник вечером. Сначала она замечала лишь его отсутствие. Но теперь – видит его обман. Она медленно идет в свободную спальню и опускается на колени, чтобы изучить содержимое закрытого ящика.

11

– Ой, – говорит Элис, – ты вернулся.

На часах почти десять вечера, и он стоит на пороге в куртке Барри, подсвеченный облаком белого света, с видом самого усталого человека на свете. Его не было тридцать шесть часов.

– Да, – говорит он. – Если ты не против.

– А разве у меня есть выбор? Где ты был? – спрашивает Элис.

– На пляже.

– Все это время?

– Да, ну, большую часть. Я спал там прошлой ночью.

– Чем тебя так привлекает этот пляж? Я думала, к тебе вернулась память и ты уехал домой.

– Ну, кое-что есть, – он тоскливо смотрит ей за плечо. – Я кое-что вспомнил. Кое-что важное.

Он снова бросает тоскливый взгляд, она сдается и распахивает перед ним дверь, чтобы он мог войти. Достает две банки пива, и они рядышком усаживаются на диван, Сэди устраивается в ногах, Хиро – у Элис на коленях, Грифф – тактично соблюдает дистанцию.

– Дети спят? – спрашивает мужчина.

– Маленькая да, остальные пялятся в экраны.

В этот момент ее телефон издает какой-то звук. Жасмин зашла через телефон Элис в свой Инстаграм. Где-то кому-то понравилось то, что Жасмин туда выложила. Значит, телефон Элис продолжит трещать ближайшие десять минут, пока все знакомые Жасмин не оценят ее публикацию. Элис представляет море безличных пальцев, хладнокровно тыкающих в сердечки. Она вздыхает.

– Что это? – спрашивает Фрэнк, глядя на айпад.

– Гостиная моих родителей. В Лондоне.

Он кивает. Словно понял, о чем речь.

– У них у обоих старческое слабоумие, – поясняет она. – К ним приходят сиделки, но никто не присматривает за ними круглосуточно. Но, поверь, за ними нужно приглядывать. У моей сестры такое же приложение. Мы с ней надеемся, что так сможем продержать их дома подольше. Потому что альтернатива… Просто немыслима.

Она натянуто улыбается, до сих пор не в состоянии поверить, что меньше двух лет назад ее родители планировали путешествие к Великой Китайской стене, а теперь ни один из них не в состоянии распланировать даже поход до ванной.

– У меня очень странная жизнь, – говорит Элис.

– У меня тоже, – отвечает он, и оба смеются.

Она не ожидала, что испытает такое облегчение, когда увидит его на пороге своего дома. Она очень старалась быть жесткой, но на самом деле боролась с искушением заключить его в объятия и сказать: «Слава богу, ты вернулся». А теперь она благоразумна и невозмутима, потому что это – ее обычный подход к жизни, что иногда не исключает заключение окружающих людей в объятия.

– Итак, что ты делал?

Фрэнк улыбается и вертит в руках банку пива.

– Я предположил, что приехал в этот город не просто так. Понимаешь, я ведь купил билет. Дошел до пляжа. Это не может быть случайностью. И я подумал, может, прогулка по окрестностям пробудит что-нибудь в моей памяти.

– И как?

– Да! – его ореховые глаза загораются. – Я вспомнил девушку на карусели! Такой старомодной, с лошадками, прыгающими вверх и вниз? – он с сомнением смотрит на нее, словно неуверен в собственных словах, и Элис ободряюще кивает.