– Разве ты не знаешь точно?

– Не совсем. Это долгая история, ваше высочество.

– Я бы хотела ее услышать. Например, завтра?

– У вашего высочества, конечно, слишком много дел, чтобы слушать простого дружинника.

– У ее высочества, пока рука не зажила, хватает времени следить, как растут деревья.

– Ах, я желаю вам скорейшего выздоровления. Я мальчишкой сломал раз ногу.

– Надеюсь, не в одной из наших забытых догонялок по замку Глоуэн?

– Нет. Я имел глупость выйти на лед без шипов. Первый и последний раз. – Он ответил на ее улыбку. – Ваше предложение очень великодушно, но я на рассвете уезжаю в Озерный край. С нашего прошлого приезда я не видел родных.

– Вот как. Что же, доброго пути, мастер Гленн.

Он отдал поклон и отошел. Глориан, допив сладкий напиток, подперла щеку кулаком.

Умеренность никогда не числилась среди добродетелей отца. Ел вволю, а пил вдвое. Когда подали последнюю перемену, лицо у него было краснее сырой баранины.

– Скажи, Нумун Карментская, – зычно вопросил он, – как обращаться к особе твоего… положения?

По всему Старому залу утихли разговоры.

– Довольно будет «глашатая», ваша милость, – ответила Нумун. Она в этот день нарядилась в строгое светлое платье, заколов его брошью на плече. – Мой главный долг – оглашать волю народа Карментума.

– И что же, ваш народ так разбирается в политике, что решает, кому править страной и куда держать курс? – удивился Бардольт. – Мой отец был моряком, глашатай. Он бы не позволил выбирать капитана тем, кто ничего не знает о море.

– Мы, чиновники, доверяем народу, который нас избирает, – объяснила Нумун, – потому что уверены: люди знают мир, в котором живут. В Карментуме имеется несколько храмов знания, посвященных строгой науке и обсуждающих решения, выдвинутые в Куменге и Барданте.

– И все это без направляющей руки Святого.

– Карментцы вольны исповедовать любую веру, но ни святые, ни боги нами не правят.

Глориан взглянула на молча слушавшую их разговор мать. Когда та поднесла к губам кубок, Глориан вспомнилось одно из первых услышанных наставлений в умеренности: «Королева должна уметь наблюдать. Она, подобно соколу, выжидает момента для удара. И знает, когда в ударе вовсе нет нужды: когда достаточно ее тени, ее присутствия».

– И монархи вами тоже не правят. Мы, как видно, для вас пережитки прошлого, – с пугающей улыбкой заметил Бардольт, – однако же вы здесь и ведете переговоры с королевским двором.

– Мы чтим чужие обычаи и народ Добродетелей, – не теряя хладнокровия, отозвалась глашатай, – но сами не делим кровь на высокую и низкую. У нас в счет идут усердие и таланты – не сомневаюсь, что ваш народ согласится с таким положением дел, король Бардольт.

Люди за столами окаменели.

– Я, – не изменившись в лице, ответил Бардольт, – соглашусь первым из всего народа.

Заговори он таким тоном с Глориан, та бы просто отплыла на запад и в жизни бы не вернулась, но глашатай решилась еще раз ткнуть в медведя рогатиной:

– Вы рождены не королем, а косторезом. Разумеется, вы согласитесь, что не кровь все решает.

Никто не смел слова проронить. Король Бардольт так сжал свой кубок, что Глориан испугалась, не треснул бы.

– Мы оба не можем с этим согласиться, глашатай, – нарушил тишину ясный голос.

Все повернулись. Королева Сабран отставила свою чашу – легкий звон прогремел громовым раскатом.

– Видите ли, мы в странах Добродетели знаем, что дом Беретнет держит в цепях Безымянного. Королю Бардольту давно известна эта истина. – Она накрыла ладонью руку супруга. – Не что иное, как моя кровь – кровь Святого, – заперла Зверя Горы. Вы, южане, должны понимать, какие бедствия ждут мир, если наша кровь иссякнет, позволив ему вырваться на волю.