– Нынче? В смысле… сегодня?
Сенатор переглянулся с оторопевшим Кротоном. Подготовка лишь нынешнего пира заняла несколько дней. Хотя теперь, по всей видимости, придется все сворачивать и спешно, подобру-поздорову усылать гостей.
– Да. Причем с минуты на минуту. Меня выслали вперед возвестить о прибытии, когда процессия начала всходить на холм.
Подножие Виминала[7] находилось отсюда не более чем в четверти мили.
Семпроний едва лишь начал прикидывать, сколько у него времени остается до того, когда в двери загрохочет императорская свита, как с улицы до слуха донеслось шарканье и хруст легионерских калиг, а зычный голос глашатая велел освободить дорогу. Времени на подготовку к встрече нежданных гостей не оставалось. Нервно сглотнув, сенатор кивнул Кротону:
– Отпирай.
Номенклатор отодвинул железный засов и под стон петель потянул на себя массивную дверную створку. Внутрь дохнуло холодным воздухом улицы с привонью отбросов и нечистот. Тусклые колеблющиеся отсветы двух жаровен возле входа выхватили из темени мощеный проезд, идущий мимо сенаторского дома. Слева улица покато уходила вниз, к Форуму; там шагах в тридцати подрагивал свет факела, который на отлете нес перед собой преторианский гвардеец. За ним шествовал офицер в шлеме с плюмажем, а дальше тускло поблескивали нагрудники солдат. На некотором расстоянии позади легонько покачивались два паланкина, носильщики которых стремились не отставать от эскорта. На отрезке между домом и свитой мутновато желтела окнами таверна; на углу маячили несколько юнцов, пара-тройка из них с глиняными кружками в руках.
– А ну, сброд! Прочь с дороги! – зыкнул на них офицер-преторианец. – А не то схлопочете у меня ножнами по задницам. Брысь!
Самый крупный из юнцов, рябой с сальными кудрями, с деланой ленцой подался вперед и накренил голову.
– Ребят, это еще что? – небрежно спросил он. – На нашу улицу гости? Не припомню, чтоб я их сюда приглашал.
Шайка его дружков, подогретая дешевым вином, развязно рассмеялась.
– А от чьего имени ты, друг, нагрянул в эту округу?
– От имени императора, болван! А ну в сторону, не то кину тебя в бестиарий!
Один из дружков, поднеся ко рту пальцы, залихватски свистнул. В ту же секунду заводила шайки, допив кружку, швырнул ее в солдат. Стукнувшись о гребень офицерского шлема, она лопнула в брызгах опивок.
– Ну всё, – освирепел офицер, – держитесь, мрази!
Выхватив меч, он кинулся мимо факелоносца к юнцам. Их заводила легко повернулся на пятках.
– Ноги в руки, братцы! – крикнул он.
С развеселыми криками юнцы дали деру вверх по улице, миновали дом Семпрония и нырнули в узкий проулок, где их глумливый смех вскоре истаял. Офицер с приглушенным ругательством кинул меч обратно в ножны и вновь занял место во главе строя. На подходе к дверям он выкрикнул приказ. Гвардейцы остановились; по команде офицера от строя начали попарно отделяться солдаты, трусцой отбегая и вставая на караул возле улиц и проулков, соседствующих с сенаторским домом. Когда посты определились, офицер взмахом руки велел подносить паланкины и повернулся, салютуя Семпронию:
– Префект гвардии Секст Афраний Бурр!
Этого человека сенатор прежде не видел, хотя и знал по имени. Бурр был одним из службистов, что по совету Палласа и императрицы получили повышение в последние месяцы правления Клавдия. Он был в числе сторонников восхождения Нерона на трон.
Ответить на приветствие у Семпрония не получилось: ко входу подплыл первый паланкин. Передний носильщик чуть слышно скомандовал, и носилки бережно опустили наземь. Внутри паланкина, судя по всему, прервался какой-то разговор. Последовала короткая пауза, после чего из полотняных складок показалась холеная кисть руки и раздвинула занавески. Вначале наружу выпростались красные сандалии из мягкой выделанной кожи, а затем вылез сам император и, выпрямившись, со вздохом сладострастия расправил спину. Словно не замечая Семпрония, он подошел к паланкину с другой стороны и протянул руку своей матери. Вскоре они стояли бок о бок. В тот момент, когда Агриппина закидывала себе на плечо край столы, затейливая прическа у нее слегка сбилась набок. На шее императрицы было заметно небольшое красное пятно как от укуса, от которого Семпроний предпочел отвести глаза.