Мальчишка послал в плечо Фнада второй заряд из шокера, и только после этого Фнад затих окончательно.

– Всё, всё! – произнес один из колесничих, у которого над воротником виднелся край узора динамической татуировки. Морщась, он похлопал себя по уху. – Нормально, Шунды?

– Нормально?! – хрипло выдохнул в ответ мальчишка и коснулся браслета, отключая сигнал. – Вашу мать! Да он меня чуть не прикончил! Почему так долго?

– Куча шишек в зале, с ними охрана. Ждали, пока уйдут. – Татуированный склонился над Фнадом, вглядываясь в лицо. – Ну теперь-то хлопец вырубился…

– Аххх! – Шунды Одома, приподнявшись на цыпочках и не снимая очков, сунул лицо под струю воды из крана. Развернувшись, он оглядел помощников, которые подхватили Фнада под мышки и усаживали в кресло, шагнул к ним, остановился, покачиваясь с носков на пятки и обратно.

Изумрудные блики от скрытых светильников медленно ползли по его круглой бледной физиономии. Самым примечательным был рот: уголки опущены так, что он напоминал туго натянутый лук, и это придавало лицу выражение непроходящей брезгливости. – Прыскалка! – сказал мальчишка. – Если б я такой прыскалкой в летающий остров пульнул, он бы весь растворился! А этот еще дергался! Представляете?!

– У тебя хорошая прыскалка, Шунды, – попытался успокоить его татуированный, прилаживая к покоящимся на подлокотниках запястьям Фнада полупрозрачные слизистые трубки. На концах их были катетеры, напоминающие длинные острые клыки.

Живокресло еле слышно вздохнуло, принимая в свои объятия пациента. Оно существовало для того, чтобы заботиться о каждом, кто сел в него, как любящая мать о младенце. Натянутую сухую кожу на широкой спинке усеивали большие бледные бородавки – органические верньеры и кнопки. Второй «медбрат» повернул что-то, и внутри биомеханизма заурчало. Живокресло опекало пациента по своему усмотрению, но его работу можно было корректировать. Протянувшиеся к запястьям Фнада трубки наполнились мутно-розовой жидкостью.

– И еще шокер! Он меня пытался схватить после первого раза! Тишка, вот скажи, если я в тебя зафигачу шокером, ты с первого раза вырубишься?

– Так то я… – ухмыльнулся колесничий. – Ну ты сравнил – меня и…

– Ты с кем разговариваешь? – процедил Шунды и медленно пошел к нему. – Кто, по-твоему, перед тобой?

Ухмылка сразу покинула Тишкино лицо – оно приобрело выражение, которое ясно давало понять, что тот, кому это лицо принадлежит, искренне, по-настоящему глубоко сожалеет о том, что только что произнесенные слова слетели с его глупого языка.

– Извиняюсь, – пробормотал он, медленно откатываясь. – Я… Вы не…

Шунды шел на него, и стоящий чуть в стороне татуированный решил уже, что невоздержанному на язык Тишке настал кирдык, но тут Жиль Фнад пошевелился и дернул головой. Веки его затрепетали.

– Больше! – заорал Шунды, отпрыгивая к стене и вытягивая перед собой руку с зажатым между пальцами шокером. – Больше дайте! Вы его усыпите или нет?!

Татуированный крутанул верньер. Гул внутри живокресла стал громче, жидкость в трубках налилась густым красным цветом. Трое замерли, глядя на Жиля Фнада. Тот больше не шевелился. Шунды Одома рывком стащил с головы кепочку, обнажив выбритый участок кожи на макушке. В центре его поблескивал кружок эго-форминга. Одома поднял руку и осторожно подкрутил настройку.

– Этот зверь Асю и Ника в ад отправил, – плаксиво произнес он, позевывая от пережитого испуга. Форминг уже начал действовать: губы Шунды поджались, голос стал жалобным. – И весь «Хрусталь» сжег, а там пятьсот человек… За ним даже аякса послали, но он все равно ушел. Послушайте, я хочу, чтоб, пока мы будем ехать, подготовили бункер. Вам понятно? Магадан, распорядись, пожалуйста.