– Ловко ты придумала! А ничего, что я здесь живу и как бы против, чтобы сюда без моего согласия подселяли жильцов? Даже за бабки. Даже если они у тебя реально имеются, хотя, судя по одёжке, – он покосился на растянутую толстовку и дешёвые джинсы, брошенные на стуле, – это скорее фантазии.

– А я и не говорила про деньги. Мы на другое договорились. Не бойся, твоя мать всё получит сполна. Жаловаться не будет.

– Ты это о чём? – Федю кольнуло смутное желание прогнать ненормальную гостью взашей, но после вчерашнего поражения это было бы неуместно. По крайней мере, вот так сразу, без причин.

– Не могу рассказать. Это будет нарушением нашего договора, а я всегда выполняю свою часть. Ты не выйдешь из комнаты? Я одеться хочу.

– Валяй! – он вразвалочку покинул спальню, потопав прямиком к маме, уже поставившей чайник и замешавшей оладьи.

– Мам, давай поговорим нормально.

– О чём? – Мария Захаровна растянула улыбку до ушей.

– Не прикидывайся. О ней. О Марфе. Зачем ты так поступила? Как она платит за комнату?

– А, ты об этом! – радостно выдохнула хозяйка. – Это секрет, – она приложила измазанный в муке палец к губам, – не могу раскрыть тебе. Но ты не беспокойся, ничего такого, о чём стоило бы волноваться. Честно.

Ничего не добившись от женщин, Федя ушёл на работу, прихватив брошенную в коридоре тяжёлую сумку. Напоследок он язвительно пожелал новой квартирантке, с аппетитом макающей в сметану очередной мамин оладушек, хорошего дня и ушёл, пообещав вернуться поздно.

Мария Захаровна тут же приставила табурет поближе к увлечённо завтракающей девушке и с воодушевлением начала атаку:

– Ты только не обижайся на него, ладно? Федя очень славный мальчик, но после того, как это случилось с Танечкой, он сам не свой. Но он оттает, обещаю.

– Да хоть бы и не оттаял, я не в обиде! – девушка откусила ещё кусок и принялась жевать, тщательно рассматривая потерянное выражение лица хозяйки. – Я же здесь не за этим, верно? Прошу вас, давайте не будем отвлекаться на пустяки. Раз он ушёл, мы можем спокойно и обстоятельно всё обсудить.

– Конечно, конечно, – виновато откликнулась женщина, несколько раз пройдясь по кромке фартука огрубевшей ладонью, – а что конкретно я должна рассказать?

– Во-первых, не может быть, чтобы вы никого не подозревали. Наверняка есть кто-то во дворе, в доме или даже в этом подъезде, кто как-то выдал себя. Такое не скрыть, понимаете? Внимательный глаз всегда видит разницу, а вы похожи на наблюдательного человека, Мария Захаровна.

– Ну… – смутилась хозяйка, – я не думаю, что это то самое, но… раз так… то брюнетка со второго этажа, Наташка, она всегда сохла по моему сыну. Вечно его караулила у подъезда и вообще бегала за ним в старших классах. Это подходит?

– В старших классах? Серьёзно? Нет… Мария Захаровна, сейчас-то вашему мальчику сколько? Не думаю, что та Наташка сохла настолько катастрофически, что сотворила такую ужасную вещь с живым человеком. Подумайте лучше.

– Ну… Она до сих пор строит ему глазки. Я сама видела!

– Хорошо. Я проверю. А ещё кто-то? Кто-то, кто не настолько очевиден в своём отчаянном желании расправиться с бедняжкой?

– Танечка говорила… Она говорила, что чувствует, что за ней следят. За две недели до того, как… – у хозяйки задрожали губы. – А я ей сказала, что просто надо выспаться как следует и что ей всё померещилось!

– Ну-ну, не надо винить себя… Пожалуйста, только не плачьте. А Феде она говорила об этом? Не знаете?

– Он… я слышала, как они ругались. То есть слов я не слышала, но они ужасно поссорились, Таня даже выскочила на улицу на ночь глядя и долго не возвращалась, а потом пришла ко мне и рассказала, что кто-то ходит за ней. Всё время ходит. Что она не может расслабиться ни на минуту и перестать бояться даже здесь, дома, и что на улицах кто-то постоянно дышит ей в спину!