Платьев та предлагала немного, а часть сразу же обозначила как «только если совсем купите». «Совсем покупать» девушки ничего не планировали, и пришлось выбирать из того, что осталось.

Миниатюрной Дарле было проще. Китти обещала за небольшую доплату ушить на нее любое платье, и соседка остановилась на скромном голубом наряде под цвет глаз. У Нелл же, в которой роста было без малого шесть футов, выбора почти не осталось: либо ярко-алое платье, отданное какой-то клиенткой как испорченное (несводимые пятна на подоле Китти замаскировала нашитыми сверху розанами), либо блеклое палевое, с неглубоким квадратным вырезом и прямой юбкой. Последнее подходило скорее для посещения лекций, чем для бала, но Нелл взяла именно его.

– Тоже под цвет глаз, – прокомментировала она свой выбор.

Неприметное платье, неприметный, если не расчихается на весь зал, кавалер – все это ее вполне устраивало.


Если в доме живет кошка, то можете не сомневаться, она твердо уверена, что это – ее дом и все здесь, включая тех, кто по наивности мнит себя хозяевами жилища, принадлежит ей.

Примерно так же рассуждает и ребенок трех с половиной лет.

Нет, он, конечно, помнит, что тут – спальня родителей, тут – кухня со страшной горячей плитой, а здесь – лаборатория, в которую нельзя заходить под страхом лишиться обеих рук и сладкого на неделю, но если и соблюдает эти правила, то лишь потому, что ему не особо и интересно, что происходит в запретных комнатах. Однако когда ему что-то там понадобится, например, мать, уже час не появлявшаяся в поле зрения, ничто его не остановит.

– Ма-ам…

– Стоять! – Миссис Грин набросила ловчую сеть на прошмыгнувшую в лабораторию кошку, без церемоний выставила наглую серую зверюгу за дверь и присела на корточки перед сыном, которого тоже следовало выпроводить, но более мягкими методами. – Что случилось, милый? Почему не играешь с папой?

– Папа спит, – наябедничал Грэм. – Прямо на рельсах! Я гудел ему, гудел…

– На рельсах? – со вздохом уточнила Элизабет. – Ясно.

Подхватила сына на руки и вынесла в коридор.

– Как же поезд проедет, если он там лежит? – продолжал возмущаться мальчик.

– Никак, – согласилась Элизабет.

Говорила же мужу: отдохни. Грэм поиграл бы с Нэнси, няня никогда не отказывалась задержаться у них на пару лишних часов. Но Эда разве переспоришь? Он, видите ли, совсем не устал, только кофе выпьет и будет как новенький…

– У папы был сложный день, – объяснила она сердито сопящему сыну. – Пришлось много работать. Хорошо работать. Потому что, если бы папа не справился, работы прибавилось бы у мамы.

У двери в детскую Элизабет поставила ребенка на пол и заглянула в комнату. Грэм значительно преувеличил масштабы железнодорожной катастрофы: глава семейства спал не на рельсах, а рядом, положив под голову большого плюшевого медведя. Движению поезда мешала только рука, и мальчик легко отодвинул бы ее в сторону, но желание привлечь внимание матери оказалось сильнее.

– Эд, – опустившись на колени, потормошила мужа Элизабет, – Эд, пойдем в спальню.

– Мне и тут хорошо, – не открывая глаз, заявил мистер Грин.

– Ты перегородил железную дорогу.

– Это шлагбаум, – пробормотал целитель сонно. – Я играю с сыном, женщина. Не вмешивайся в наши мужские дела.

– Стукну, – пообещала Элизабет.

– Злюка, – усмехнулся муж. Поймал за руки и потянул на себя, прижал к груди. – Мм… Чем от тебя так вкусно пахнет?

– Формалином, – хмуро ответила Элизабет, высвобождаясь из объятий. – Ты же говорил, что это была несложная операция!

Когда они только познакомились, она долго не могла понять, почему после использования целительской магии высших уровней доктор Грин неизменно требовал крепкий и очень сладкий кофе. Связывала это с потребностью компенсировать растраченную энергию. Но, оказалось, имелась и другая причина: после интенсивной отдачи сил Эд на какое-то время переставал нормально воспринимать вкус и запахи.