Некоторые женщины жалуются на отсутствие прелюдии. Мол, не успевают возбудиться, мужчины слишком спешат. Им бы в постель к Марку Вайнеру – интересно, сколько бы они продержались, перед тем как рвануть обратно к своим мужьям-скорострелам? Марк Вайнер… вот уж кто не спешит, а продлевает прелюдию часами. Ада готова была взвыть, грязно ругаться и кричать: «Да засади, в конце концов, ты, сукин сын!» Он не любил передавать инициативу, как правило, ее выступление было лишь частью его грандиозного спектакля. И все-то он делал правильно, и дрожь возбуждения пробегала по телу, и было приятно, и тысячи женщин молились бы на него… но после Ашера ей было нужно другое. Чтобы сильный мужчина без разговоров и околичностей сжимал ее в объятиях, чтобы чувствовать его тяжесть, подчиняться его бешеному ритму. А не стонать и умолять Марка: «Ну, пожалуйста, войди в меня!» – его еще не один час приходилось уговаривать. Каждый раз она чувствовала себя марафонцем, который бежит и бежит, а финиша не видно. Ему был присущ какой-то сладострастный садизм, без всякой там жестокости. Он любил смотреть, как она изнемогает от его ласк, которые ни к чему не приводят, а когда приводят, то, как правило, к этому моменту все эмоции настолько перегорели, что она нечеловеческим усилием воли заставляла себя не спать.

А еще он любил рассказывать, предвосхищать «удовольствие», которое ее ждет, стоит ночи опуститься на город. И в ресторане мог не меньше часа или даже двух расписывать, как все будет происходить в спальне. Уже одни его слова набивали оскомину, а потом (сюрприз, сюрприз!) повторялись в точности до жеста. «Да что с тобой такое! – хотелось долбануть его кулаком. – Это я уже знаю. Давай придумаем что-нибудь еще!» Но молчала, ведь любую попытку спонтанной импровизации он воспринимал как личное оскорбление.

Не беда, если бы он реализовывал свои фантазии утром или днем, но в светлое время суток у него находились сотни дел и никогда не было времени для секса. Утехи он неизменно приберегал на ночь. А ведь ночью иногда хочется всего лишь пять минут близости, чтобы сбросить напряжение, расслабиться и уснуть. Но с Марком сон мог не прийти до рассвета. Поэтому сто раз подумаешь, прежде чем соблазнять его и начинать всю эту волынку.

Ну а в остальном – клад, а не мужчина. Вежливый, предупредительный, ненавязчивый. С ним можно с легкостью прожить годы.

– Тебе не кажется, что наш роман изначально был слишком предсказуем? – спросил ее Марк. Ада напряглась – ничего хорошего не сулят такие разговоры. – Познакомились на выставке, начали встречаться… И у меня возникает вполне законный вопрос: почему я? Тем более когда ты плачешь в Мемориальной гостиной. Там есть кто-то, с кем ты была знакома? Вас связывали сильные чувства? Длительные отношения? Скажи мне, что я о тебе не знаю?

«Вот оно, признайся, – подзуживал внутренний голос. – Самое время».

Но снова навалилась слабость, охватило безволие. Придется выслушивать упреки, что-то решать, скандал накануне семейного праздника – позор.

– Кто тебе рассказал? – вскинулась она. А ведь можно было поломать комедию: «Я? Плачу? В Мемориальной гостиной? Ты меня с кем-то спутал…» Но у Ады были свои правила. Если хочешь что-то скрыть – будь искренней.

– Твоя болтливая подруга Анжелин. Она сказала это, желая подчеркнуть твою чувствительность. Согласен, гостиная – скорбное место, но никто не плачет по чужим мертвецам. Если этот кто-то в своем уме и ничего не скрывает.

Аду тянуло в Мемориальную гостиную, там был спрятан ее магнит, и она плакала, глядя на его фотографию.