Слова прозвучали необычайно ласково, и что-то внутри груди верховного мелодично тренькнуло, отозвалось на тепло. А следом пришла и боль. Сердце закололо, и Самаэль лишь кивнул вместо ответных слов, а когда дверь закрылась, он опустился в кресло и выдохнул.
Чувства возвращаются?
Глава 4
Начались суматошные дни подготовки к свадьбе. Несколько дней от моего жениха не было никаких новостей, и я с головой погрузилась в организацию предстоящего мероприятия. Мама рассказывала, что на Земле свадьбы у богатых вельмож тоже были пышными и длились несколько дней, а еще в ее времена существовало такое правило – «Право первой ночи».
– Любой лэндлорд мог забрать молодую невесту после церемонии и возлежать с ней вместо законного мужа. И если рождался ребенок, то одаривал семью золотыми.
– Варварство какое-то.
– Ну как сказать, – вздохнула моя мама, – девушек часто сговаривали, и любви у такой невесты не было ни к жениху, ни к лорду, но после ночи с лордом зато у нее был шанс не прозябать в нищете. Кто был поумнее, налаживали потом контакт и устраивали таких детей на службу к отцу или даже отправляли учиться в города.
– В общем, женщиной на Земле быть непросто, – подытожила я, запечатывая последний черный конверт с приглашением на торжество. К моему удивлению, Самаэль попросил устроить семейный, тихий праздник, но, к сожалению, это не отменяло приглашение верховных семей.
– Будто в Аду легче, – прыснула мама и забрала у меня конверты, чтобы передать главному глашатому Черных Земель – Аластору. В мирное время он следил в Аду за общественными работами и занимался официальным оповещением семей о различных празднествах. Я видела его лишь раз, когда Люцифер праздновал очередной свой юбилей, и считала самым доброжелательным из демонов. Он никогда скабрезно не шутил, всегда вежливо общался и выполнял свою работу безукоризненно.
Вот и сегодня, зайдя в холл нашего дома, поцеловал наши руки и галантно уточнил:
– Ваш батюшка в здравии, прекрасная Калео?
– Спасибо, папенька здоров и свеж, как ветер над заливом.
– Замечательные новости. Снова что-то изобретает для нашего блага?
Тут уже ответила мама, кокетливо улыбаясь:
– Ох, Аластор, наш дорогой Мефистофель жить не может без своих изобретений. Так что свадьбой занимаемся мы сами. Родители Самаэля уже совсем древние демоны, пожелавшие после свадьбы сына удалиться на покой в воды Леты, и мы все хлопоты, конечно, взяли на себя.
– Не сомневаюсь, что для вас, прекрасная Катарина, это только в радость. Праздник будет именно таким, каким захочет ваша дочь.
Мама мило захихикала и шлепнула ладошкой по плечу мощного демона, не забыв кокетничать с ним:
– А вы правы, дорогой Аластор. Как всегда, впрочем. Спасибо вам за помощь. И может быть, не откажетесь от чашечки чая?
– С удовольствием, – слегка поклонился Аластор, и мама сразу увела его под руку на кухню. Вот он хитрый ум ведьмы! Мама умела налаживать контакты даже с завистниками отца. Интересно смогу ли я проявить столь мудрую хитрость?
«Ты совершенно не умеешь врать, моя Калео. Нисколько», – вспомнились слова Самаэля, и ответ на внутренний вопрос отпал сам собой – нет, хитрость мне точно не передалась с генами матери.
Я уже собиралась вернуться в свою комнату, чтобы немного отдохнуть, как в дверь снова позвонили. Наш дворецкий Пипс – пожилой черт, который служил еще отцу моего папы – был сейчас занят в саду, устанавливая столы и беседки, поэтому дверь целый день открывала либо мама, либо я, либо мы вместе. Конечно, можно было бы позвать Жако, но он был занят с Пипсом, а я не особо поддерживала весь этот демонический этикет, поэтому открыла дверь и застыла. В дверях стоял Самаэль. В одеяниях Ночного Судьи – черные обтягивающие его сильные ноги штаны, высокие сапоги того же цвета, атласная рубашка, которая обрисовывала мощный торс. Только сейчас я заметила, насколько же сильная и мощная была фигура у моего жениха. Из-за его высокого роста и стройности он визуально всегда казался изящней, но при более пристальном осмотре получалось, что своей мощью Самаэль не уступал ни Ахерону, ни самому Люциферу. Свою судейскую длинную накидку с капюшоном он держал на сгибе левой руки. Она тоже была чернее ночи, и в зале Вердиктов укрывала его облаком тьмы, заволакивая даже его лицо под капюшоном. Жуткое зрелище для того, кого судил верховный.