– А вы не ошибаетесь? – Фьора боялась, что поняла что-то не так. – Но эта казнь?..

– …Не была доведена до кровавого конца. Видите ли, губернатор Дижона отдал приказ о ее отмене в самый последний момент. Занесенный над головой меч палача даже на волосок не коснулся вашего мужа.

Пренебрегая всякими приличиями, Фьора буквально рухнула в кресло, сдерживая смех и слезы, душившие ее. Жив! Филипп жив! Значит, он где-то дышал тем же воздухом, что и она под этим благодатным небом. Значит, она вновь увидит его, дотронется до него, посмотрит ему в глаза, ответит на его улыбку, а его сильные руки обнимут ее! Глазами, полными слез, она смотрела на Коммина, который с беспокойством склонился над ней:

– Мадонна! Как вы побледнели! Да вы плачете?

– От радости! О мой друг, вы были так неосторожны! Разве вы не знаете, что слишком большое счастье тоже может убить?

– Простите меня, ради бога! Мы с вами еще поговорим. Мне надо многое вам сказать…

Оставив Фьору с ее подругой, протянувшей ей платок, смоченный душистой водой, Коммин пошел к Лоренцо, который уже сидел на своем месте. Снова заиграли трубы.

– Полагаю, что ты не упадешь в обморок, – сказала Кьяра с беспокойством. – Ведь на тебя все смотрят!

– Пусть смотрят! Не всякий же раз им представится случай увидеть счастливую женщину. Безмерно счастливую!

– Но до сих пор ты, кажется, не была несчастна? – спросила подруга с легким упреком.

– А может быть, и была! Да, мне было хорошо, я испытала радость, я удовлетворила свою гордость. Но то, что я испытываю сейчас, это совсем не то! Как бы тебе это объяснить? Такое впечатление, что в одно мгновение во мне все перевернулось…

Кьяра не отвечала. Взглядом она искала Лоренцо, и, когда их глаза встретились, она прочла в них неизъяснимую тоску. Что касается Фьоры, она никого больше не замечала, ее мысли были далеко отсюда, в сотнях лье от Флоренции, которую она любила и в которой еще несколько минут назад решила остаться навсегда. В мыслях она уже спешила навстречу человеку, которому навеки отдала свое сердце.

В этот вечер она не появилась на балу Медичи. После скачек Фьора отправилась во Фьезоле в сопровождении двух слуг Альбицци.

– Скажи мессиру де Коммину, что я жду его, – доверительно сказала она своей подруге.

– Но вы могли бы поговорить сегодня вечером на балу.

– Нет, только не на балу, – покачала головой Фьора – Мне нужно побыть одной, Кьяра. И я хочу вернуться домой.

– Что-то подсказывает мне, что ты уже вернулась…

– Где он?

Филипп де Коммин сидел в кресле, положив руки на его подлокотники. Фьора устроилась за столом напротив него.

– Я ничего толком не знаю, – вздохнул он. Де Коммин смотрел на Фьору своими чистыми голубыми глазами, как бы прося извинения, но Фьора была не настолько простодушна, чтобы не понять, что за ними скрывалась дипломатическая хитрость.

– Но здесь что-то не то, – сухо сказала она. – Как это вы, который в курсе всех дел, не знаете этого?

– Не приписывайте мне ни ловкости, ни какой-то особенной осведомленности. Надеюсь, вы не забыли, что я был сослан на много месяцев. Поэтому единственное, что я могу вам сказать, так это только то, что мне велел передать наш король: ваш муж был помилован в тот момент, когда его вот-вот должны были казнить.

Деметриос, присутствующий при разговоре Фьоры и де Коммина, подошел к серванту и, наполнив бокалы мальвазией, протянул один из них гостю.

– Попробуйте, – предложил он с улыбкой.

– Вы хотите сказать, – продолжала Фьора, – что, сойдя с эшафота, он просто растворился в толпе? Это так не похоже на короля Людовика.