Я послушно кивнула, а потом спросила, глядя на деревья:

- Макс, ведь у вас весна, так почему листья такие?

- Лера, не отставай и не тупи, - попросил парень, проигнорировав мой вопрос касательно деревьев, показавшийся ему глупым или несущественным.

Парень пошёл прямо к двери, в которую входили люди, преимущественно примерно нашего возраста. Входили они постоянно, и потому дверь была открыта и зафиксирована в таком положении. Мы легко вошли, и смешной старичок в странной одежде приветливо кивнул мне, когда мы проходили мимо него. Я мило улыбнулась в ответ и, когда мы отошли от него подальше, спросила:

- Он мне кто?

- Не знаю, Лера, я в твою личную жизнь не лезу, - усмехнулся Макс.

Сам он пожимал руки подскакивающим к нему парням, широко улыбался девушкам, да и вообще как-то преобразился, словно обрёл веру в жизнь, которую из-за меня утратил. Теперь я могла любоваться его улыбкой и ямочками на щеках хоть всё время, жаль только не мне эти улыбки были адресованы. Зато я заметила, что он притворяется – в цветастых глазах не было искорок веселья или хотя бы радости. Но всё равно видеть его милым и приветливым было странно.

- Тебя все любят? – спросила я у него, когда нам перестали попадаться приветствующие его люди.

- Не все, Лера! Это были мои бывшие одногруппники, я начинал своё обучение на другом факультете, если ты забыла, и до сих пор с ними общаюсь иногда.

Я даже как-то обрадовалась: он говорил со мной спокойно, не раздражаясь на вопросы, да и вообще, теперь мне было не страшно. Не страшно и не обидно было бы, пожалуй, даже если бы он снова схватил меня и поцеловал. Что-то подсказывала, что больше он не будет целовать столь грубо. По крайней мере, не в этих стенах.

Мы поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж, парень провёл меня по коридору, а потом спросил, видимо, припомнив мост:

- Читать ты, Лера, не умеешь? – это было сказано как-то ехидно, но тихо-тихо, чтобы никто больше не услышал.

- Я умею, - почему-то обиделась я за себя. – Просто не на вашем языке! – мой возмущённый шёпот позабавил его, и он, стянув с плеч рюкзак, принялся в нём рыться.

Я же в это время рассматривала его: небритый, коротко стриженный, с мягкими чертами лица и, пожалуй, не очень-то и спортивной фигурой – всё, как я не люблю, да ещё и характер у него некультурного пингвина. Почему Макс стал ассоциироваться у меня именно с этой нелетающей птицей, я не могла объяснить, но с тех самых пор в моей голове он именовался именно некультурным пингвином, каждый раз, когда становился неприятным и невыносимым.

Парень тем временем написал что-то на клочке бумажки, вырванном из тетради, и протянул мне со словами:

- Вот такие цифры будут написаны на двери, в которую ты зайдёшь вместе со всеми. В разговоры не вступай и мило улыбайся всем, поняла, малышка?

Я нахмурилась: мне не нравилось, что он так называл Леру, которая, по моему мнению, была высоченной, пожалуй, на целую голову выше меня. И потому подобное обращение казалось мне издевательством. Но бумажку из рук Макса я взяла, а он добавил:

- Что ж, Лера, удачи тебе! Не перепутай ничего и, главное, молчи. Тебе туда, - он указал мне рукой прямо по коридору. – Вон, где народ трётся.

- А ты? – озадаченно спросила я.

- А я пойду и постараюсь исправить ситуацию, - ответил он.

- Какую? – забеспокоилась я. Нет, конечно, он не предаст меня и не станет сдавать туда, куда не следует попадать, но всё же было тревожно.

- Если ты забыла, то напомню: кое-кто очень не вовремя нашёл меня притягательным, и из-за этого одна милая девушка на меня обижена, - он с усмешкой смотрел на меня и создавалось впечатление, что ссора с девушкой его ничуть не расстроило, как и воспоминание о случившимся.