Демон жадно втянул застоявшийся воздух. Он все еще помнил, как пахнет боль Ульяны. Запах ее крови невозможно было спутать. Такая теплая, такая непокорная… И почему людям позволено чувствовать так много, а демоны обречены на эти крохи? Может быть, за многообразие чувств человек и был лишен вечности, а им, демонам, было позволено накапливать опыт, приумножая его, вступая на дорогу длительных отношений с этими короткоживущими созданиями…
Демон понял, что дни его сочтены. Только чудо может помочь ему выйти из этой часовни.
Мужчина в костюме хищно озирался по сторонам. Осторожно ступая по запыленному полу, он продвигался вперед. Он знал, что демон где-то рядом, чувствовал его похотливое дыхание. Здесь, в этих стенах были только он и это исчадие ада…
Приближался момент истины…
Часть первая
Глава первая
Тридцатью годами ранее.
В помещении, лишенном окон, было слишком темно, чтобы доверять своим глазам. В тяжелом застоявшемся воздухе витал запах параши и страха. В давящей на уши тишине было слышно, как кто-то проходит по коридору, да изредка открываются железные двери, такие же, как и та, что вела сюда, которая вскоре тоже должна будет открыться.
Судья шла по узкому коридору, зная, что нет лучшего места для того, чтобы сломать человека. Нужно загнать его в угол, свести с ума чувством безысходности, а затем добить, поместив сюда. Здесь ломались и более сильные, чем этот.
Судья остановилась возле железной двери. Сопровождавший ее охранник суетливо зазвенел ключами. Судья неодобрительно взглянула на его дрожащие руки. Чего он боялся? Этого места или же ее?
– Ты можешь идти, – сухо бросила она, испытывая отвращение к этому жалкому человеку в форме.
Он замялся, не решаясь оставить ее одну.
– Я сказала, ты можешь идти.
– Я буду в конце коридора, – выдавил из себя охранник.
– Мне все равно, где ты будешь.
Судья дождалась, когда он уйдет, и вошла в камеру.
– Здравствуй, Лесков, – сказала она заключенному.
Он неподвижно стоял в глубине камеры. Подавленный, сломленный, униженный – так, по крайней мере, хотелось думать судье.
– Ты проиграл, Лесков, – сказала она, упиваясь своим могуществом.
Как же ей хотелось, заставить его встать на колени, умолять, целовать ее ноги, а она прижала бы его голову к земле, втирая в его небритую щеку прилипшее к подошве сапога дерьмо. Но он не падал на колени, не умолял, он просто стоял, путая ее планы и заставляя гордиться его стойкостью.
– Ты ничтожество, Лесков, – сказала судья не столько ему, сколько самой себе. – Я сломала тебя, Лесков. – Забыв об опасности, она подошла к заключенному почти вплотную, чтобы он мог чувствовать, вдыхать ее запах. – Скажи мне, Лесков, ты еще помнишь, как пахнет свобода? – спросила судья, подходя ближе. – А величие? Ты чувствуешь мой запах? – прошептала она ему на ухо. – Надеюсь, ты еще не забыл его, Лесков. – Ее губы почти касались его шеи. Губы, которые произносили его имя так, словно это было ругательство. – Скажи мне, Лесков, каково это – стоять здесь, чувствовать мое дыхание, мою близость, вдыхать мой запах… А, Лесков? – Она с трудом поборола желание прикоснуться к нему рукой. – Теперь ты мой, Лесков. – Кончики ее пальцев скользнули по его одежде. – Только мой. – Едва различимый стон вырвался между ее губ. – Но знаешь что, Лесков? – Она отпрянула от него, старательно ища встречи с его взглядом и все еще тяжело дыша. – Ты мне больше не нужен, Лесков. Ты бесполезен. – Не желая смотреть на него снизу вверх, она сделала шаг назад. – Ты проиграл, Лесков, – ее голос стал неожиданно жестким. Она медленно отступала назад к двери, испытывая его терпение. – Ты ничтожен, Лесков. Ты… – судья замолчала. На какое-то мгновение ей показалось, что позади нее кто-то стоит.