Вот значит, какой она была, его первая жена? Тургеневской барышней? Никогда бы не подумала. Хотя было время я и сама мечтала так уметь: ладонь к рту и лишиться сознания. Такое умение от стольких проблем в жизни избавляет.

— Получается, вы с дочерью до сих пор близки?

— А как не близки? — хмыкает Жданов. — Звонит еще чаще, чем матери. Да и жираф мне набирает раз в неделю. Куда он, долговязый, без любимого тестя.

Я улыбаюсь его благодушному ворчанию. Ну надо же, а? С виду такой суровый, а копнешь поглубже — мягкий, как бисквит. Ох, чувствую не доведет до добра этот разговор. Таю я, таю, как снег весной. Уж очень меня подкупают мужчины, которые любят своих детей. Прямо моя Ахиллесова пята.

— А у жирафа имя есть?

— Гас его зовут. Я эти госдеповские имена терпеть не могу, поэтому и зову его жирафом. Познакомишься еще. Они раз в год погостить приезжают.

От очередного намека на совместное будущее я скромно опускаю взгляд себе под ноги. Ну вот как он это делает? Верно и настойчиво внушает мысль о том, что все у нас может сложиться. И ведь самое интересное, что я действительно начинаю допускать подобный исход событий, забыв и про верного Леву и про то, что романы на работе редко приводят к чему-то хорошему и про девушку Майю, которая явно имеет виды на Жданова.

— Ну что, Люба, — вдруг громко говорит он, остановившись. — Километра три мы с тобой уже намотали. Последний раз в институте так гулял от безвыходности, когда в штанах чесалось, а денег на гостиницу не было.

Я смотрю на него с укоризной. Это что еще за намеки? А потом вижу, как серый взгляд искрится весельем и моментально такую грубую ремарку прощаю. Околдовал Жданов меня, что ли? Совсем не могу на него злиться.

— Да, неплохо мы погуляли перед сном, — соглашаюсь я. — Теперь можно и домой. Вам ведь тоже вставать наверняка рано.

— Ты за мой сон не волнуйся, Люба. Лучше на чай пригласи. Света у тебя в окне, вижу нет… — Он кивает аккурат на мой этаж. — Стало быть и дочери твоей не помешаем.

22. 22

Уже в который раз за этот вечер Жданову удается застать меня врасплох. Тем, что он откуда-то знает, где находится мое окно, ну и прямым предложением подняться, разумеется. Неудивительно, что он так в бизнесе преуспел: для него будто бы не существует препятствий. Увидел, возжелал и прет как танк без лишних сантиментов. Хотя сантименты все же, надо признать, были, когда он про своих дочь и зятя рассказывал.

- Во-первых, этажом вы могли и ошибиться… — В попытке не выдать свое смятение я начинаю звучать как телефонная Сири. — Во-вторых, Ника в это время бывает дома, а в третьих…

- А в третьих, пускать его в квартиру рано, потому что ты не такая, да еще вдруг не прибрано, — заканчивает Жданов. — Что тут скажешь, Люба. Не удивила. Этажом я не ошибся, потому что когда тебя на выставку забирал, одна мадемуазель двадцатилетняя к окну как жвачка прилипла и меня фотографировать стала. Совпадение скажешь? Не думаю.

Я непроизвольно краснею. Ну Ника. На кой ей его фотографии? Зумила наверное, чтобы разглядеть получше. Неудобно-то как перед Ждановым. Взрослый ведь и серьезный человек.

- Дома у меня порядок, — выдавливаю я, заставляя себя оторвать взгляд от своих туфель и вновь встретиться глазами с полиграфическим магнатом. Разница у нас всего-то лет десять — двенадцать, а веду я себя как девчонка перед классным руководителем. Пора уже собраться и вспомнить о том, что я взрослая женщина, которую деловым напором не пронять. Даже если Ники дома действительно нет, я не обязана приглашать Жданова на чай по первому требованию. Хватит с него и того, что он меня-таки на ужин выманил. Уж больно семимильными шагами мы двигаемся. Цветы, ужин, обещания познакомить с семьей, теперь вот на так называемый чай напрашивается. А я, между прочим, еще сегодня утром зарекалась с ним личные отношения иметь. Нет-нет, надо немного себе пространства дать и еще раз хорошо все взвесить.