– Черт побери! – воскликнул явно заинтригованный бригадир.

– Вдова знала пришедшего, – продолжал старик. – Об этом свидетельствует поспешность, с какой она ему открыла, и все прочее подтверждает наше предположение. Итак, убийцу сразу же впустили. Человек этот ещё молод, роста немного выше среднего, изящно одетый. В тот вечер на нем был цилиндр, в руках зонтик; он курил гаванские сигары, причём с мундштуком…

– Ну извините! – воскликнул Жевроль. – Это уже слишком!

– Возможно, и слишком, – отвечал папаша Табаре, – но тем не менее правда. Если вы не отличаетесь тщательностью, ничем не могу помочь, но я-то человек добросоветный. Я ищу и нахожу. Вы говорите: «Это слишком»? Отлично! Благоволите бросить взгляд на эти влажные куски гипса. Это слепки с каблуков убийцы; их отпечатки, очень чёткие, я обнаружил у канавы, где был найден ключ. Видите эти листы бумаги? На них перерисованный мною след целиком. Снять с него слепок я не смог: он был на песке. Взгляните: высокий каблук, крутой подъем, маленькая узкая подошва, одним словом, элегантная обувь для ухоженных ног. Поискав, вы встретите на дороге такой отпечаток дважды. Кроме того, он пять раз повторяется в саду, куда никто не заходил. Это, между прочим, доказывает и то, что убийца постучал не в дверь, а в ставень, через который пробивался свет. Входя в сад, человек перепрыгнул через грядку – на это указывает более глубокий отпечаток носка. Убийца легко преодолел почти двухметровое расстояние, значит, он ловок и, следовательно, молод.

Папаша Табаре говорил негромко, но чётко и решительно; взгляд его перебегал с лица на лицо, как бы следя за отражавшимся на них впечатлением.

– Вас удивила шляпа, господин Жевроль? – продолжал он. – Обратите внимание на правильный круглый след на мраморной доске секретера, которая была покрыта тонким слоем пыли. Вас поразило, что я определил рост этого человека? Потрудитесь посмотреть на верх шкафа, и вы увидите, что убийца шарил там рукой. Следовательно, он гораздо выше меня. И не говорите, что он вставал на стул: в этом случае ему было бы все видно и не пришлось бы шарить по шкафу. Вас привёл в изумление зонт? Этот ком глины сохранил прекрасный отпечаток не только его острия, но и деревянного кольца, которым закреплена ткань. Может, вас озадачивает сигара? Вот окурок, подобранный мною в золе. Конец его изжёван, сохранил следы слюны? Нет. Следовательно, куривший пользовался мундштуком.

Лекок беззвучно аплодировал, даже не пытаясь скрыть восхищения. Комиссар тоже, казалось, был восхищён, лицо следователя выражало восторг. Физиономия Жевроля заметно вытянулась. Что же до бригадира, тот просто окаменел.

– А теперь, – снова заговорил папаша Табаре, – слушайте внимательно. Молодой человек вошёл. Как он объяснил свой приход в такой час, я не знаю. Ясно одно: он сказал вдове Леруж, что ещё не ужинал. Славная женщина обрадовалась и тут же принялась за стряпню. То, что мы видели, она стряпала не для себя. В шкафу я нашёл остатки её ужина – она ела рыбу, и вскрытие это подтвердит. К тому же вы видите, что на столе только один бокал и один нож. Но что это за молодой человек? Вдова, очевидно, относилась к нему с почтением. В стенном шкафу есть ещё чистая скатерть. Но постелила ли она её? Нет. Для гостя она достала самое лучшее, белоснежное столовое бельё. Ему она подала этот чудесный бокал, несомненно кем-то подаренный. И наконец, совершенно очевидно, что сама она обычно не пользовалась этим ножом с ручкой из слоновой кости.

– Все верно, – пробормотал следователь, – совершенно верно.